Знак Водолея

Дранков, кося в сторону мутным от беспрерывного пьянства глазом, ответил, что у него все продумано, место на берегу Левы выбрано и арендовано, челны заказаны. Стеньку будет играть Петров-Краевский, а остальных актеров подберет Ромашков.

У Крылова запылали уши и замерцало в глазах.

Хотя и не было предварительного соглашения, он все же полагал само собой разумеющимся, что постановку этой картины Дранков поручит ему. Это как-никак его детище! Было бы по-джентльменски в первую очередь ему и предложить постановку! Ну что же это такое, братцы мои хорошие?!

— Какой еще Ромашков, Александр Осипыч?!

Дранков уставился на него:

— Чего орешь, Василий Михайлович? С луны свалился, что ли? Ромашков — режиссер из Александринки, специалист по массовым сценам, я его пригласил…

— Пригласил!!! Хорошо!.. Пусть! Пусть! А меня?..

— Что — тебя?

— Да я же!.. Да как же? Ведь я же все!.. Ведь я же это принес?!

— Но ты же не можешь сам вот так вот взять и поставить картину!

— Да откуда ты знаешь, что я могу?! — возмутился Крылов и, сжав пухленькие кулачки, помахал ими перед носом Дранкова. — Что ты знаешь обо мне, Александр Осипыч? Что-о?

— Ну, не знаю, — согласился Дранков. — Но это еще не резон, чтобы рисковать, бросать деньги на ветер…

— «На ветер»! — Крылов от греха спрятал руки за спину. — Уж если кто бросает!.. Да-а, узнал бы Путилов!..

— Ты на что намекаешь? — нахмурился Дранков.

— А так… На одного моего приятеля!

— Не забывайся, Василий Михайлович! — предупредил Дранков.

— А что я!.. Я все помню!

— И у меня память хорошая! Помню, например, что не ты меня нанял, а я тебя, что жалованье не ты мне платишь, а я тебе!

— Послушай, послушай! Александр Осипыч!!!

— И, если сказать по правде, мне твой голос пронзительный просверлил уши! Я его слышать не могу больше! Ходит руки в карманы, ничего не делает, только орет, орет!

— Ну, раз так, Александр Осипович, — с достоинством сказал ошеломленный Крылов, — мне остается лишь одно: повернуться и уйти с богом.

— А, да с кем угодно! С богом, с чертом! Поступай как знаешь! Я тебя не держу! А ты — как хочешь. Подумай.

Повернулся на каблуках и ушел, посвистывая, сукин кот! А Василий Михайлович остался стоять с разинутым ртом и полным отсутствием подходящих слов в уме.

Обидеться, плюнуть, уйти? Снова стать пролетарием? В расчет ему полагаются какие-то пустяки, все сбережения растратил на свадьбу, у жены — жалованье грошовое… Занять денег и начать собственное дело, но кто даст взаймы? Пропустил удобный случай, не познакомился с Путиловым! И речь не сказал в его честь… Проспал, скотина! А теперь куда? Кто поверит? Ах, боже, боже!

И вдруг эта визитная карточка! Не бог ли послал?

— Послушай, Анечка… Давай переедем в Москву?

— Переедем? Совсем? А как же?..

— У Дранкова я только зря время трачу! Ну его! Ухожу от него!

Она опустилась на стул, уставилась:

— Вася… Я не понимаю… Ты шутишь? Или серьезно?

— Вот карточка Благонравова! Это перст судьбы! Это указательный знак! Я верю в судьбу! А Дранкова ко всем чертям! Ничуть не жалко!.. — бессвязно и взволнованно говорил он.

— Да, конечно… Эти деньги ты везде заработаешь… — сказала Анечка, подумав немного. — Кроме того, мы в Москве жили бы в своем доме, значит, за квартиру не надо было бы платить… И жизнь в Москве дешевле, конечно… Но все-таки… А «Стенька Разин»? Как же ты?

— Черт с ними! — скрипнул зубами Василий Михайлович. — Пусть, как хотят!

— А ты хотел, чтобы я персиянку играла…

— Подумаешь, роль! — фыркнул он.

— Да, конечно… Да я и не похожа на персиянку, если правду сказать…

— Не в этом дело: похожа, не похожа!..

Василий Михайлович сел, бросил в пепельницу окурок.

— Просто бессмысленно мне с ними…

— Я понимаю, миленький…

— Просто Дранков — это!..

Василий Михайлович вскочил босой, забегал по спальне, сжимая кулаки:

— Мерзавец он! Негодяй! Купчишка! Кит Китыч, сволочь последняя! Я не могу больше с ним, с этим эксплуататором, не имеющим ни чести, ни совести! — все больше и больше распалял он себя. — Не хочу! Мне не так уж много осталось жить, чтобы я мог годы разбазаривать! Пошел к чертям собачьим! Он деньги, видишь ли, не может выбрасывать! А я — жизнь! Я год жизни выбросил с ним псу под хвост! Он!.. Да я!.. О-о, нет! Нет! Не-ет!!! В Москву! В Москву!..

— Подожди, Вася, миленький, подожди, подожди… Это надо спокойно. Давай поедем в Москву, ежели ты хочешь. Я уже думала об этом… В Петербурге мне тоже трудно: интриги!

Василий Михайлович сел рядом с ней, зажав кулаки в коленях: да, да, конечно! Тут сплошь интриганы паршивые! Столица! Будь она проклята!

— А в Москве у меня много приятелей. Вот, например, в Введенском народном доме. Петруша Чурсин. Он там заведует труппой. Он с удовольствием мне поможет туда устроиться, только я слово скажи.

— Чурсин? — переспросил Василий Михайлович. — А когда ты с ним была знакома? Я не ревную, но…