Знак Водолея

Но аппарат стоит денег. А те денежки, на которые можно было бы его купить, — фьють! Улетели! Пропиты, проедены в роскошных ресторанах, разбросаны на подарки дорогим и жадным потаскухам!.. Посмотрел на всякий случай объявления: нет ли синема аппаратов? Вот «Е. Краус: фотогр. аппараты, бинокли, зрительн. трубы, микроскопы…», «Георгий Жемличка и К°: автомобили, велосипеды», «Павел Буре — часы…» «Есть у меня «Павел Буре», ничего себе часики. А синема — нет…» Зевая, посмотрел фотографии: умер Победоносцев. Слава тебе, господи, наконец! Убит черносотенцами редактор Иоллос: «Русские ведомости». Этого-то за что? Пять женщин выбраны депутатами в финляндский сейм. Одна — хорошенькая, одна — рожа. Остальные так себе… Если уж баб выбирать, так покрасивее, черти!

Со двора донесся истошный и угрожающий женский вопль. Затем в дверь соседнего домика, где квартировала телеграфистка, начали дубасить чем-то тяжелым — поленом или топором.

— Открой, открой, сучка! Дрянь поганая, шлюха! Отвори! Все равно сломаю дверь, порублю топором! Ничего мне не будет, я в своем праве! Отвори, гадюка подколодная!

«Опять эти бабы!» — с досадой подумал Крылов и пошел наводить порядок.

Приземистая фигура в полушалке действительно размахивала топором, но в дверь лупцевала пока что ногами. Крылов со своего крыльца закричал увещевательно:

— Госпожа Олиференко! Немедленно прекратите безобразие! Я этого не потерплю, извольте заметить!

— Он не потерпит! — взвизгнула она в ответ, оборачиваясь к нему. — А разврат терпеть-покрывать?.. Нет, извините, начальство и тебя по головке не погладит за это! Если уж я до него дойду, так вы все здесь костей не соберете! Уйди!.. — завизжала она и замахнулась на приближающегося топором. — Не мешайся! Я в своем праве, раз я законного мужа своего с этой шлюхой застигла! А-а-а-а! Попались! — злорадно завопила она истошным голосом, с маху долбя сапожком в потрескивающую дверь. — Я вам покажу любовь! Вы у меня света невзвидите!

— Мадам! — сурово обратился к ней многоопытный Крылов. — Вы же знаете, что по высочайшему повелению положение железных дорог приравнено к военному. Если у вас есть жалоба, излагайте ее законно. Самовольных же действий не потерплю!

— Ну и не терпи! Подумаешь — начальник! Усы стрелками! Испугал… Я в своем праве!

— Мадам, — продолжал Крылов, понижая голос, — я ведь стрелочника кликну, он к вам применит силу! Свяжет, а утром отправим с протоколом в арестантском вагоне. Это нам пара пустяков! — Говоря это, он краем уха слышал, что в темном и молчащем домике, где жила телеграфистка, происходит скрытое движение — возня не возня, но какой-то шорох, скрип, будто осторожно передвигают мебель. — Так что настойчиво советую вам, Госпожа Олиференко, не срамиться, идти домой, а всякие там подозрения и прочее выяснить-с наедине!

— Да ведь не живет он со мной, голубчик Василь Михалыч, — плачущим голосом закричала она, испуганная перспективой попасть в арестантский вагон. — Который месяц уж не живет! Разве же мне не обидно? Ведь я законным порядком с ним обвенчана, в Демьяновском храме хоть сейчас свидетельство можно спросить. Обхаживала, обстирывала его, себя не помнила, детей ему нарожала! Разве же это справедливо? Ведь раньше-то он меня и ласкал всяко, а теперь: домой вернулся, носом своим длинным к стене и спать, будто меня и нету! Как с колодой сплю!.. Ну что же мне делать, Василь Михалыч, научите в таком случае! Ведь я тоже живой человек, у меня все как следует… Я так не могу…

— Ну, сударыня, — разводя руками, начал было Крылов, но в это время из тени, отбрасываемой высокими станционными соснами, вышел сам Олиференко как ни в чем не бывало, только пальто его было застегнуто не на те пуговицы, отчего одно плечо возвышалось над другим.

— Что такое, что происходит? — закрякал он удивленно. — Клавденька, ты опять безобразишь? Ну что с тобой делать?

«В окно выскочил, сукин сын!» — подумал Крылов, но уже без прежней ненависти, а даже с восхищением или, вернее сказать, с веселым сочувствием, что ли…

— Где ты был? — закричала супруга. — Я видела, я знаю, мне люди сказали, негодяй, убийца проклятый! Что же ты со мной делаешь?

— Э, в самом деле, Александр Евстафьевич, где это вы так поздно? — строго спросил Крылов. — Ну нельзя же… Супруга, гм, беспокоится…

— На семафор бегал! — солгал бесстыжий Олиференко, не моргнув глазом. — Иван, э-э-э, изволите видеть, сказал, что тросик перетирается, как бы не было беды… Он только сегодня вечером заметил, подлец, так я обеспокоился посмотреть, выдержит ли? А то ведь случись что нам по шапке дадут! Я и побежал сразу взглянуть…

«В соучастники берет, морда!..» — беззлобно подумал Крылов. Что тросик еле дышит, он заметил еще позавчера сам и тогда же сказал Олиференко об этом, приказав заменить.

— Ну и как там… с тросиком? — спросил он.

— Завтра заменим! — ответил Олиференко.

— Может, сегодня бы, до утреннего поезда?.. Вы бы приказали Ивану…

— А он уже тово! — весело откликнулся Олиференко.

— Пьян?

— В стельку!

— Скотина…