Знак Водолея

— Ну, разумеется, — согласился Эккардт, — пока наши ближние цели совпадают, мы действуем заодно. Как пастух и овца, которую гонят на заклание. Каждая сторона думает, что пастух, конечно, она. Да я вовсе не шовинист! Я готов признать за умными и талантливыми индивидуумами других народов и рас любые достоинства; как личности они внушают мне уважение; но в расовой борьбе не может быть компромиссов! Расовое сознание других народов несовместимо с идеалами арийцев. Тут уж ничего не поделаешь!

— А русские? Кто они в смысле расы? — спросил Яша из любопытства.

— Русские? — Эккардт пожал плечами. — Среди них, конечно, много арийцев по крови и духу. Вы, например, определенно ариец. И в целом русский народ — это авангард арийской расы, который сознательно пожертвовал собой ради продвижения ариев через леса и болота необъятных пространств евроазиатского севера. Для ариев с их тонкой душевной организацией такое освоение диких громад было бы невозможно, поэтому русские, как я уже сказал, пожертвовали собой, смешав свою кровь с кровью грубых и диких племен. Это дало им силу, но сгубило их будущее. Русский народ — это временная формация, не имеющая перспективы. Русский язык, культура, традиции и прочее должны исчезнуть. Как ни огорчительно, мой юный друг, но ваш удел — забвение.

— Нет, — возразил Яша, — я в это не верю! Вы просто не знаете ни нашей культуры, ни языка, ни наших обычаев… Как же можете вы утверждать так безапелляционно?

Эккардт укоризненно покачал головой:

— Ваше расовое сознание еще не пробудилось. Впрочем, и час великой расовой битвы еще не настал. Вы в плену своих детских привязанностей и предрассудков. Вы не понимаете, что истинная мать ваша — это великая арийская раса. Но час пробьет, и голос крови откроет вам правду. Вы сами возненавидите неарийцев и разорвете в клочки свои прежние убеждения и заблуждения!

— Нет, — упрямо сказал Яша, — это дикость, простите, Дитрих, и мне странно, нет, страшно слышать все это. Думаю, что вы заблуждаетесь, и верю, что честно заблуждаетесь, но это, разумеется, не меняет дела. Если я стану журналистом — а я надеюсь им стать, — то буду бороться против ваших идей.

— Буду очень рад, — сказал Эккардт, — ничто так не укрепляет идею, как упорное сопротивление ей. Недаром ведь один восточный деспот сказал, что враги — самые большие наши друзья.

Собравшись с мыслями, Яша попытался было оспорить сказанное на примерах и фактах, но Эккардт отмахнулся от Яши и сказал, что с удовольствием вернется к этому разговору, когда у Яши пробудится его расовое сознание. Пока что оно у него спит.

Оба замолчали надолго. Яша, проворочавшийся всю ночь в предотъездной лихорадке, задремал, прислонясь к окну.

23

Было, было у Яши сильное желание сесть в Арлингтоне на базельский поезд, вернуться, разыскать Заврагина, рассказать ему о впечатлениях от компании, собравшейся в Дорнахе, посмешить соотечественника воспоминаниями. Уж очень все комично выглядело теперь на расстоянии. Но магнитная тяга Парижа пересилила, Яша сел в экспресс, и тот через Безансон и Дижон понес его к сердцу Европы.

И хорошо сделал, ибо Заврагина в Базеле он все равно не нашел бы. Заврагин обманул Яшу, называя Базель целью своего путешествия. Он там не пробыл и дня, не повидал ни собор, в котором полтысячи лет назад чашники предали таборитов, ни Дом цеха ведерников — ничего из достопримечательностей этого славного и старинного городка, ради которых тянулись туда зеваки со всех краев в те времена еще обширной земли. Да это его и не интересовало нисколько. На самом деле целью поездки была Женева. В Базеле он только наспех перекусил в ресторане вокзала, купил тут же новый билет и, убедясь, что толстый немец за ним не следует, сел в вагон и сразу уснул, проспав все знаменитые мосты и тоннели. Утром на следующий день он уже был в Женеве и без особого труда отыскал в старом городе на левом берегу Роны широкую улицу Рю де Каруж, на которой находился дом, указанный в адресе.

Хорошенькая женщина с всклокоченной головой и живыми веселыми глазами отворила ему дверь и, едва выслушав, огорченно сказала, разводя руками:

— А его нет дома! Он придет, конечно, но как скоро — не знаю… Он вам очень нужен? Хотите подождать — так милости прошу. Или попозже зайдите, как вам будет угодно…

Она только что оторвалась от веселого разговора. Смех еще искрился в глазах, ей не терпелось вернуться.

— Зайду потом, — сказал Володя.

Она кивнула и скрылась.

Откуда-то донесся ее нетерпеливый звонкий голос:

— Ну, а Мартов? Мартов-то что на это?

Володя с неудовольствием огляделся. Надо было как-то убить время в чужом, незнакомом городе, да еще в воскресное утро, когда все лавки закрыты, а улицы безлюдны.

Старичок-швейцарец в широкополой шляпе, сидящий на скамье между тротуаром и мостовой, вдруг подмигнул ему и сказал:

— Прогулист! Что поделаешь?..

Володя удивленно уставился на него, а старик приятельски похлопал рядом с собой, приглашая присесть.

— Я тоже было разлетелся к нему, да он, видите, в горы улепетнул спозаранку. Экий прогулист!