Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Но, главное, он умел быть таким разным, таким непохожим на себя самого, что, казалось, Рольсен включал в себя сразу несколько людей — каждый со своим характером и темпераментом, увлечениями и страстями, часто настолько несхожими, что оставалось лишь диву даваться, как столь полярно противоположные «Я» уживаются в одном человеке. И в то же время он был, безусловно, цельной личностью: все его бесчисленные ипостаси составляли некую плотно сложившуюся мозаику, они не жили независимо одна от другой, а управлялись каким-то центром, который и был по существу его натурой — при всей ее многогранности.

Но внешне Рольсен состоял из одних противоречий. Даже его невероятная трудоспособность и разнообразие занятий и то выглядели парадоксом: он месяцами спал не более трех часов в сутки, участвуя в десятках самых разных, непохожих одно на другое дел, которые давали ему возможность расширять круг интересов и знакомств, заводить новых друзей в самых неожиданных сферах, от космолингвистов до аудиавизуалыциков, — но при этом для старых друзей и знакомых у него не оставалось и четверти часа.

И даже с друзьями — тем главным, что есть у человека, — у Рольсена все обстояло не совсем просто. Его любили за открытость, обаяние, мужественный облик — он походил на большого доброго медведя. И он поддерживал отношения с сотнями людей и ни об одном из них никогда не сказал худого слова — даже в шутку. И только Игорь Грусткин, человек, с которым они бок о бок учились, летали, не единожды участвовали в одних и тех же программах, вызывал у него чувство, похожее на досаду. Конечно, речи не могло идти о том, что причиной тому было их положение в Списке Пилотов, где он шел сразу же за Грусткиным, — а теперь, когда Рольсен стал командором, об этом и говорить не приходилось. Тем более странно…

Видимо, именно эта противоречивость, непредсказуемость Боба так нравилась ей. Но теперь, когда впервые от его решения зависела ее собственная судьба, Энн предпочла бы, пожалуй, чтобы поведение Рольсена было более прогнозируемым. Вариантов, в сущности, было всего два. Он мог пытаться по-человечески понять ее и оставить весь этот эпизод без административных последствий, но мог предпочесть и чисто официальный путь. В этом случае, по строгой букве устава, он был обязан не только немедленно отстранить ее от управления кораблем, но и прибегнуть к крайней мере, предусмотренной инструкцией — арестовать до возвращения на Землю.

Конечно, такие требования выглядели дикими и практически почти невыполнимыми, но в них была вся ЭРЭ — единственная не только во всем космофлоте, но и вообще на планете организация, где сохранилась армейская структура с ее чинами, званиями, уставами, сейфами, секретностью, спецритуалами и прочими анахронизмами. Все эти нелепые традиции здесь свято соблюдались — считалось, что лишь таким образом можно хоть как-то гарантировать безопасность экспериментальных полетов в неизведанном Глубоком Космосе. Поэтому малейшее отступление от уставных положений, пусть даже смехотворно устаревших, считалось в ЭРЭ преступлением, что и вызывало непрестанные шуточки и остроты как вне, так и внутри Экспедиции.

Энн все это отлично знала, но, тем не менее, прижимаясь щекой волосами, всем телом к куртке Рольсена, совершенно искренне сказала ему в свое ухо:

— Все в порядке, командор. Все в полном порядке.

Она раскрыла свой медальон, осторожно вынула из него булавку, украшенную крупным, прекрасной огранки бриллиантом, и торжественно протянула ее Рольсену.

⠀⠀ ⠀⠀

10.00.00/3028/VI

⠀⠀ ⠀⠀

— Но ведь это полное безумие — вновь надевать ярмо, опять окунаться в спячку!

— Что же делать? Корабль слишком мал, анабиоблок всего один. Охотники не берут пассажиров. Даже Тит остается с нами.

— После этих нескольких дней свободы, когда мы вновь были людьми, добровольно — подумайте, добровольно! — исключать себя из разумной жизни…

— Все варианты тысячу раз обсуждены и изучены. Только так у нас есть шанс сохраниться, чтобы вернуться на Землю. Мы слишком долго ждали, чтобы упустить его.

— Более, чем пол-эры! Подумать страшно, воображения не хватает.

— Именно воображение и должно нас спасти…

⠀⠀ ⠀⠀

10.02.00/3028/VI

⠀⠀ ⠀⠀

Борис Рольсен