Знание — сила. Фантастика (2011-2015)

Он проснулся, и ночные кошмары, мучавшие его все эти десять лет, отступили в угол комнаты, нырнули в решетки климатизаторов, растеклись по серебристым стенам, которые уже начинали становиться прозрачными. Потонули в лиловой искусственной траве пола звуки недосказанных слов, взмыли к серо-голубому пока еще потолку искаженные сном земные образы и даже запахи, хранимые его памятью четче, чем все остальное, без следа растаяли в медленно свежеющем воздухе, который автоматика с тупоумным усердием насыщала каким-то суррогатом не то аромата цветущего луга, не то дуновения близкого моря. Первые минуты пробуждения были самыми трудными, и он вдруг подумал, что так же не по себе должно быть и Возвращающимся.

Он сел на край кровати. Пронзительное до тоски воспоминание о сквозняках, которые всегда гуляли по пластиковому полу их курсантской казармы, обожгло его. В этой треклятой оранжерее человека, словно редкостный фрукт, держали в оптимальном для него режиме — поэтому и мягкая, податливая синтетическая зелень под ногами отслеживала заданную температуру с точностью, способной свести с ума. Рольсен осторожно, чтобы не разбудить, повернулся к Энн. Она спала со своей всегдашней счастливой улыбкой на лице, такая же, как и вчера, и пять, и десять лет назад. Кажется, она даже помолодела немного. Эта мысль так ужаснула его, что Рольсен резко привстал и склонился над Энн, стремясь сейчас же, не дожидаясь, пока комната наполнится светом, убедиться, что страхи его напрасны.

— Не волнуйся, милый, — сказала она, не открывая глаз. — Я старюсь. Видишь — возле глаз появилась морщинка. Мне кажется, вчера я видела у себя седой волос. И вообще, сегодня у меня день рождения. Мне стукнуло тридцать!

Она раскрыла глаза, и Рольсен поцеловал ее.

— Все в порядке, Боб, — сказала она. — Все в полном порядке.

Но уверенности в ее голосе на этот раз не было.

⠀⠀ ⠀⠀

…Сколько всего случилось с ними с того момента, когда она вот так же прошептала ему эти слова на ухо… Было еще несколько недель счастливого неведения, когда он, из-за чудовищного нарушения ею одного из самых важных параграфов «Наставления», вынужден был арестовать Энн. Это решение далось ему нелегко. Но экспериментальный полет — не пикник в лунных кратерах. Мысль, что безалаберности этой девчонки надо положить конец для ее же пользы, после долгих сомнений и душевных метаний возобладала над всеми другими. Рольсен безумно злился на Энн — и не из-за ее детски легкомысленного поступка, а потому что поступок этот заставил его выбирать между тем, что диктовало ему сердце, и чего требовал разум. И он, понимая, конечно, что в самом недолгом времени снимет с Энн арест, тем не менее мстительно один за другим прикидывал в уме варианты возвращения, при которых мог бы большую часть времени довериться автопилоту, находясь в анабиозе, и лишь на наиболее сложных, требующих безусловного человеческого вмешательства отрезках пути, брать управление вновь в свои руки. Видимо, клокотавшее в нем негодование не дало Рольсену сразу заметить, что с кораблем происходят странные вещи. Раз или два, обратившись к памяти машинного мозга и не получив ответа, он посчитал это обычными сбоями и, поскольку нужная информация в общих чертах была ему известна, не придал этим эпизодам никакого значения. Он вел корабль челночным курсом, «заметая» исследуемый квадрат. Особого умения такая операция не требовала. Локаторы интеллекта по-прежнему безмолвствовали. Рольсен начинал скучать и подумывал, не снять ли ему на время арест с Энн, которая, затворенная в своей каюте, ни разу даже не попыталась воспользоваться интеркомом и, если бы не корабельная мониторинговая система, Рольсен вообще не знал бы, жива ли она. В одну из таких минут, от нечего делать, он попросил бортовую ЭВМ просчитать один из тех вариантов экстренного возвращения на Землю, что он успел продумать вчерне. Запрос ушел уже довольно давно, но из динамиков слышалось лишь сплошное шипение, а в объеме изображения вспыхивали какие-то искры — и все. Еще не веря в случившееся, Рольсен прозвонил все узлы коммуникатора по тест-таблице, — снова только потрескивание в динамиках, и ничего более.

Он не мог вспомнить, что положено делать в подобной ситуации, и запросил компьютер. На экране появился сигнал, что запрос принят. Прошло минуты две, прежде чем Рольсен осознал, что электронный мозг безмолвствует, потому что и он тоже не знает, как надлежит поступать в таком положении. Простая вежливость, правда, требовала, чтобы он так прямо об этом и сообщил, но, быть может, такие нежности программой не предусматривались. Предчувствие чего-то недоброго заставило Рольсена задать мозгу вовсе пустяковый вопрос. Ответа вновь не последовало. Тогда, чувствуя неприятную дрожь в руках, он запустил программу тотального контроля памяти компьютера. Экран несколько секунд молчал и Рольсен стал успокаиваться. Тем большим ударом явился для него результат проверки: «Базовая память пуста».