…Он держал ее за руку, готовый защитить от всех бед и несчастий, и, хотя индикатор угрозы отнюдь не требовал этого, не убирал пальца со спуска бластера. Наивный чудак, меряющий опасность земной меркой… Она замерла, не в силах пошевелиться, когда первое же живое существо, встретившееся им, оказалось диковинно одетым, моложе самого себя лет на десять, сильно похудевшим и отчего-то синеволосым Грусткиным. На груди его на цепочке болтался металлический прямоугольник. Он шел им навстречу, размахивая, как обычно, руками, а его прыгающую походку спутать с чьей-либо было невозможно. Настолько невероятно было увидеть его здесь, среди многоэтажных ядовито-оранжевых деревьев, за которыми скрывались какие-то низкорослые постройки, что Энн, изо всех сил сжав руку Рольсена, в то же время совершенно естественным голосом, очень светски, будто все они прогуливались в Луна-парке среди безобидных аттракционов, сказала:
— Кажется, мы где-то встречались. Но простите, запамятовала ваше имя.
Незнакомец остановился и посмотрел на них без особого интереса. Он откинул со лба свои волосы-водоросли и, к огромному своему облегчению они увидели, что им просто померещилось — это был совсем еще мальчишка лет шестнадцати-семнадцати с неоформившейся фигурой и чертами лица, которые могли стать в будущем какими угодно.
— Грусткин, — сказал он. — Мое имя Грусткин. Генерация пять.
И зашагал прочь.
⠀⠀ ⠀⠀
…Они не раз вспоминали этот свой первый день на Капкане, и Рольсена всегда поражало, насколько спокойно восприняли они оба чистый, без акцента выговор Грусткина, как мало, в сущности, удивил их сам факт встречи с обычным человеком, а не с какой-нибудь космической нечистью, и лишь непонятные тогда слова о пятой генерации показались чем-то, требующим объяснения.
Энн, храбрая девочка, держалась молодцом — и тогда, и позже. Она, правда, настояла, чтобы они вернулись на корабль, когда, войдя в город, они увидели группу людей, что-то делающих у серебристого куполообразного здания, каких на Земле давно уже не строили. Но наутро она первая собралась в путь, и первой вступила в разговор с людьми на площади. Только с Главным она все никак не решалась заговорить, но и этот свой глупый страх сумела потом побороть.
⠀⠀ ⠀⠀
…Рольсен смотрел, лежа в кровати, как Энн выскользнула из-под простыни, набросила на себя халатик и исчезла в ванной, как появилась вновь, поправляя на груди свой неизменный медальон, напевая и раскладывая по местам разбросанные вещи, как, ступая легко и пружинисто, она двигалась по комнате, напоив цветы и смахнув по дороге пыль, — он смотрел на все это, такое привычное, спокойное и родное, и ощущение страшной необратимости происшедшего, чудовищной несправедливости, что оно случилось именно с ними, физически душило его, не давало распрямиться, встать, начать новый день — еще один шаг в никуда.
Но тут дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату влетел Тит — долговязый, дурашливый, угловатый и все-таки чем-то неуловимо похожий на мать. Обруч, сдавивший Рольсену грудь, треснул, отлетел в сторону, и он легко, одним движением увернулся от прыгнувшего к нему на кровать сына, обхватил его руками и между ними началась обычная утренняя борьба-зарядка.
Энн несколько мгновений смотрела на них и, успокоенная, отправилась на кухню готовить праздничный завтрак.
⠀⠀ ⠀⠀
06.00.00/3030/VI
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
06.05.00/3030/VI
⠀⠀ ⠀⠀
Энн Моран