Золото Партии

Она села за компьютер, а я подошел к ней сзади, чтобы отвлекать и развлекать. Бумаги в её кабинете дублировали все существующие в электронном виде циркуляры по её ведомству. Такое правило ввели после «ошибки столетия», когда служащие, напуганные ложными сообщениями о грядущем великом компьютерном сбое, скачивали и устанавливали на своих машинах программу, оказавшуюся в итоге новым типом вируса. Тогда пропала масса документов, и мечта о новом веке бюрократии без бумаг оказалась похерена усилиями кучки суеверных идиотов.

Скоро мы с Ниной узнали, что по новым правилам все три защитных костюма моего оригинала уже стали потенциально беззащитными. А значит, если он заражен, то и вся станция заражена. Уже какие-то перемены. Эй, ты же хотел перемен, Кэрролл-1? Ты же там всех ненавидишь, если мне не врет твоя память?

Я отослал циркуляр с моим комментарием по открытому каналу на станцию и посмотрел вверх, на пыльный потолок. Где-то высоко в космосе, может быть, и надо мной, а может и подо мной, с другой стороны Земли, идет по красной линии мой оригинал. Но скоро его одиночество закончится. Я помахал было ему рукой, но Нина отвлекла меня поцелуем.

Красная линия.

Письмо моего клона зачитал председатель станции на общем собрании. Я, как обычно, удобно устроился в красной части зала. Остальные теснились на своих местах. Когда до всех дошло, кто-то спросил:

- Т.е. Кэрролл может не носить костюм?

- То есть мы все должны их носить, – ляпнул кто-то глупость.

- А что по правилам?

Председатель растерянно потыкал пальцем в наладонник.

- По правилам, если средства личной защиты инфицированных не работают, станция ставится на карантин и все переходят на красную линию.

- Но он же не болен! Физики показали, там ничего нет!

Это был Тревис.

- Он не болен, он не может нас заразить! – закричали уже все.

- Но правила есть правила, - заметил председатель. Потом мы ведь не можем переслать отчет биологам, они не станут его читать.

- Кэрролл! – это была Лера. Она перебежала на мою линию и замерла около меня с глупым героическим видом. Я почувствовал, что должен вмешаться.

- Председатель, ваш авторитет выше, направьте свой запрос биологам.

- Кэрролл, я, я не могу. Запрет междисциплинарных связей очень четок.

Председатель медленно перешел на мою линию.

- Черт возьми, что вы тут все забыли? Убирайтесь вон!

Председатель громко сказал: «Объявляю карантин!».

Споря и переругиваясь, мои соседи один за другим стали переходить на мою сторону. Скоро на красной линии стало тесно как в бочке. Какой-то ребенок забыл конфету на желтой линии и плакал, но родители его не отпускали.

- Протокол оформлен и будет отправлен в центр, а теперь расходитесь, оформляйте новое жилье на красной линии.

Я шел по красной линии, протискиваясь мимо очереди оформлявших жилье. По крайней мере, тут у меня было преимущество. Лера махала мне рукой из очереди. Хочет, чтобы я постоял с ней?

Я зашел в выборную. Председатель общался с карантинным центром на Земле. Он услышал мои шаги и обернулся. «Ну вот, я все устроил. Они уже послали нам дезифекционную печь. Через месяц станция будет уничтожена. А вас, Кэрролл, придется пока уплотнить с жильем. Всем не хватит отдельных мест на красной линии. Ну, это ведь ненадолго».

Вечер я провел с Семеном в клон-отсеке. Мы пили техспирт и не чувствовали горечи. Иногда мы чокались со спящими клонами. Потом я написал письмо своему клону и послал ему цифровой банковский перевод.

Повеселись там на Земле, когда нас сожгут, приятель.

03.07.06 06:20

Пономарева

JezusFreakz , ZafuDenZafa:

Осирис

Сезон плодородия. Пролог.

...не помню, когда это началось. Мне кажется, это было весной. Когда из земли начала пробиваться молодая трава, а на ветвях деревьев появились липкие набухшие почки.

Сейчас это не так важно. Но тогда все казалось безумием.

Некоторое время назад я ослеп. Потому что с той весны сплю с открытым глазом. Никогда не закрываю его. Потому что боюсь снова увидеть то, что так напугало всех нас.

Я уснул, а заботливый солнечный луч ласкал роговицу моего глаза, проникал сквозь щель зрачка.

И выжег глазное дно.

И теперь я ничего не вижу. Кроме черной пустоты. Которой я так боялся. А теперь живу в ней. Но это уже неважно.

Той весной из земли начали расти люди. Как сейчас помню их стоны, полные страданий. Их окаменевшие костяные руки, простертые к корявым хмурым тучам. Они росли из земли и шептали непонятные слова.

Я взял в библиотеке томик Некрономикона и безуспешно пытался расшифровать их язык. Тщетно. Все было зря.

Сижу на продавленном матраце, пытаясь не слушать голоса этого мира. Уставившись незрячими глазами в ледяную пустоту.

Я бродил по весенним паркам среди румяных мамаш, катящих коляски с плачущими детьми. Среди воскресших деревьев, тянущихся к солнцу-садисту своими мертвыми ветками.

Среди людей, с дикими стонами ползущих из прогревшейся почвы.