Золото Партии

Удар! Еще один... все. Оставляю кусок металла торчать в голове Семена и нащупываю его глаза. Два комочка склизкой биомассы. Аккуратные движения - и два скользких шарика лежат в моей ладони. Сейчас надо сделать все правильно. Облизываю соленый трясущийся глаз. Зрительный нерв тянется, как кишки распотрошенной селедки, холодный и скользкий. Свободной рукой нащупываю свои гноящиеся глазницы.

Больно! Наощупь кажется, что там что-то есть, в моих глазницах. Боже, как же больно! Там деловито ползают маленькие жирные червячки. Аккуратно вставляю сначала один глаз, потом второй. Внезапно все тело пронизывает дикой болью, как будто все нервные окончания разом намотались на крутящиеся стержни.

Глава 3. Прозрение

Открываю глаза. Рву сросшиеся веки. Чертовски больно. Внезапно мир взрывается ярким светом.

Личинки внутри глазниц вгрызаются в глазные яблоки, я чувствую, как они щекочут нервные окончания и копошатся в моей гниющей плоти.

Постепенно цвета тускнеют, и я вижу запущенность больничной палаты. Обездвиженное безногое тело моего дядьки Семена с подносом, торчащим из его черепа. Кровь кажется черной в тусклом свете сороковаттной лампочки, одиноко висящей под потолком. Следы борьбы и комочки гречневой каши, рассыпанные по полосатому матрацу койки. Ржавые решетки на окнах, заросших паутиной и плевками.

В ужасе дотрагиваюсь до своих новых глаз, и резкая боль снова пронзает мой организм. Снова миллиарды крутящихся стержней тянут нервные окончания во все стороны. Ласковый женский шепот раскалывает рассудок на части: "Не надо... не надо, сынок. Отец ждет тебя".

****

Кладбище, заросшее сиренью. Осиротевшие надгробия. Покосившиеся могильные плиты. Гранитный памятник, поросший мхом. Обветрившаяся мемориальная доска с готическими буквами:

"Петр Николаевич Осирис"

"1925-1978"

"Покойся с миром"

Наклоняюсь над могилой отца, которого ни разу не видел, и раздвигаю перегной прошлогодних листьев. Превозмогая адскую боль от невидимых стержней, касаюсь трясущимися пальцами левого глаза и вытаскиваю его из глазницы. Кладу его в центр очерченного на земле круга. Вместе с наполовину изъеденным глазным яблоком на землю падают несколько белых рогатых личинок с вздыбленными крыльями.

Меня трясет и тошнит от отвращения и боли. Мощные рвотные спазмы - и в центр круга падает синюшное существо, отдаленно напоминающее эмбрион человека. Существо пищит и, запуская сотни щупалец в землю, начинает закапываться вглубь. Вспученная земля шевелится и медленно кипит. Комочки земли, как живые, разбегаются с образовывающегося холмика. Жуткий холодок пробегает по телу, заставляет кожу покрываться упругими мурашками.

Встаю с колен, закуриваю сигарету и оглядываюсь. На всех могилах шевелится земля. Люди, пришедшие на могилы усопших, замечая этот странный рост из-под земли, впадают в безумие. Молодая девушка, плачущая возле маленькой детской могилки, вскакивает и вгрызается в свои запястья. Ломая зубы, она рвет свои вены, брызгает кровью на желтую кладбищенскую оградку. Дряхлый дедушка, грустивший возле старого дубового креста, с шизофреническим смехом срывается с лавочки и, схватив девушку за волосы, яростно бьет ее виском о краешек могилы.

Шум в голове: "...не помню, когда это началось. Мне кажется, это было весной. Когда из земли начала пробиваться молодая трава, а на ветвях деревьев появились липкие набухшие почки. Сейчас это не так важно. Но тогда все казалось безумием. Некоторое время назад я ослеп. Потому что в ту весну отдал свои глаза..."

Дед выпускает из рук голову девушки, и труп безжизненной грудой остается висеть на ограде. Дед падает на корточки и начинает жадно есть землю, загребая ее корявыми пальцами.

Я отворачиваюсь от этого зрелища и вижу, как из земли на могилах тянутся к небу человеческие лица.

Серые руки с обломками ногтей цепляются за прошлогоднюю траву. Заунывный плач и стоны.

Ашхашхашхашхашхашхашхашх...

Сезон плодородия.

Я наклоняюсь над могилой отца, в его пустых глазницах копошатся могильные черви. Его беззубый рот судорожно открывается, как будто хочет мне что-то сказать. Превозмогая страх и боль, я извлекаю свой второй глаз, кладу его в мертвый рот и погружаюсь в темноту...

Глава 4. Встреча во тьме

Очень тепло и влажно.

Длинный матово-черный тридцатиметровый стол. Абсолютно черное безграничное пространство. За столом, с разных сторон сидят двое. Их тела прозрачны, очертания нечетки. Мертвая тишина.

- Ну, здравствуй, еГор! - говорит седой старик. Он улыбается, а на голове у него – подобие короны из зеленоватых молодых побегов.

- Здравствуйте! - еГор оглядывается и ничего не видит, кроме тьмы, стола и старика, сидящего за другим концом стола. Дотрагиваясь до своих пустых глазниц, он не чувствует боли.

- Я верил в тебя, все эти годы. Я знал что ты, в конце концов, поможешь мне, и я смогу увидеть тебя. Каким ты стал. Мать часто рассказывала мне, какой ты. Но мне надо было увидеть. Ты молодец. Просто немного напуган. Но это ничего. Я тебе сейчас все объясню.

- Вы знаете мою мать?

- Да. Я - Осирис. Твой отец. Ты мой единственный сын.

- Но ты же мертв!?