Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов

Из поколений роз, которых время
Не оградило от исчезновенья,
Пусть хоть одна не ведает забвенья,
Одна, не отличенная меж всеми
Минувшими вещами. Мне судьбою
Дано назвать никем не нареченный
Бутон, который Мильтон обреченный
В последний миг держал перед собою,
Не видя. Мраморная, золотая,
Кровавая, какой бы ни была ты, —
Оставь свой сад, беспамятством заклятый,
И в этих строках развернись, блистая
Всем многоцветьем или тьмой конца,
Как та, незримая в руке слепца.

Читатели

Я думаю о желтом человеке,
Худом идальго с колдовской судьбою,
Который в вечном ожиданье боя
Так и не вышел из библиотеки.
Вся хроника геройских похождений
С хитросплетеньем правды и обмана
Не автору приснилась, а Кихано,
Оставшись хроникою сновидений.
Таков и мой удел. Я знаю: что-то
Погребено частицей заповедной
В библиотеке давней и бесследной,
Где в детстве я прочел про Дон Кихота.
Листает мальчик долгие страницы,
И явь ему неведомая снится.

Ин. 1: 14

Рассказ ведут предания Востока,
что жил на свете праведный халиф,
и он, о царской гордости забыв,
скитался по Багдаду одиноко.
Тайком бродил по сумрачному миру
среди толпы, среди кривых дорог.
И ныне, уподобившись Эмиру
всех правоверных, к людям вышел Бог;
и матерью рожден, как прежде были
все те, кто станет после горсткой пыли,
и мир Ему дарует Царь небес:
рассветы, камень, воду, хлеб и луг,
а после – кровь от нестерпимых мук,
глумленье, гвозди, деревянный крест.

Пробуждение

Забрезжил свет, и, путаясь в одежде,
Встаю от снов для будничного сна.
Из мелочей привычных ни одна
Не сдвинулась – настолько все как прежде,
Что новый день сливается с былым,
Где так же носит племена и стаи,
Хрипит железо, воинства сметая,
И тот же Карфаген, и тот же Рим,
Опять лицо, что и не глядя знаю,
И голос, и тревога, и удел.
О, если б я, хоть умерев, сумел
Очнуться до конца, не вспоминая
Того, кто звался мной, рядясь в меня!
Быть позабытым с нынешнего дня!

Пережившему молодость

Тебе известен ход земных трагедий
И действий распорядок неуклонный:
Клинок и пепел, будущность Дидоны,
И Велисариева горстка меди.
Зачем же в кованых стихах упрямо
Все ищешь ты сражений среди мрака,
Когда перед тобой – семь пядей праха,
Скупая кровь и гибельная яма?
Вот зеркало, в чьем потайном колодце,
Как сон, и отразится, и сотрется
Однажды смертная твоя истома.
Уже предел твой близок: это стены,
Где длится вечер, беглый и бессменный,
И камни улицы, давно знакомой.

Александр Селкирк