Галиция жестом указывает нашему шоферу, затем смотрит прямо на мое окно и ободряюще кивает несмотря на то, что не может видеть меня через тонированное стекло. Она знает, что я наблюдаю.
Вздох, который я не знала, что сдерживала, вырывается из моих легких, когда лимузин снова начинает движение. Мое облегчение только на поверхности; под ним меня снедает нарастающая тревога.
Возможно, сейчас мы в безопасности, но судя по тому, что я только что увидела… Эта проблема не исчезнет в ближайшее время. Даже сквозь барьер из солдат я чувствую тяжесть тридцати разъяренных глаз, устремленных на мое окно. Их ненависть ощутима. Такая густая, что она может проглотить меня целиком.
Симмс глубоко вздыхает, как будто все это не более чем мелкое неудобство.
— Не позволяйте им беспокоить вас, Ваше Высочество. Эти радикальные группы действуют время от времени. — Он качает головой в знак неодобрения, но его внимание уже приковано к содержимому почтового ящика. — Они снова уйдут в тень, когда поймут, что такие демонстрации — глупая трата времени. Вот увидите.
Хотела бы я разделить его отсутствие беспокойства.
Если бы вид этих людей, призывающих к моему уничтожению, не вызывал у меня холодную дрожь предчувствия.
Хотела бы я игнорировать страх, который зарождается в моем нутре всякий раз, когда я понимаю, что мои охранники могут — и будут — убивать, чтобы обеспечить мою безопасность.
Но больше всего мне хотелось бы, черт возьми, не смотреть так пристально на протестующих, окружающих наш лимузин. Хотелось бы мне не узнать ни копну светлых волос в самом начале толпы, ни знакомые карие глаза, смотрящие на меня из-под черной банданы, ни широкие плечи, обтягивающие антиланкастерскую футболку.
Но я узнала.
Я узнал бы своего лучшего друга где угодно, даже если бы это было последнее место на земле, где я ожидала его увидеть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— ЭМИЛИЯ!
Я дергаюсь, все еще наполовину захваченная сном, и чувствую, как мой кулак соприкасается с чем-то твердым.
— Ау! Черт!
Я продолжаю кричать, пока перед моими глазами проносятся образы. Кровь, смерть и ужас.
— Эмилия,
— Черт возьми, Эмилия. — В его голосе появляется пауза, когда он опускается ниже. — Ты пугаешь меня, любимая. Проснись.
Хныканье страдания застревает в моем горле, когда я наконец прихожу в себя. Мое сердце бьется о ребра, как дикое существо, отчаянно пытающееся вырваться из клетки. Моя кожа покраснела и вспотела, дыхание происходит слишком быстро, чтобы успеть заполнить легкие. Меня обхватывают две руки. С приглушенным вздохом я понимаю, что нахожусь на коленях у Картера, прижавшись спиной к его широкой груди.
— Картер? — Я говорю, как потерянная маленькая девочка — оболочка моей нормальной сущности.
— Ш-ш-ш, — бормочет он. — С тобой все в порядке. Я держу тебя.
Я замираю, все напряжение стремительно уходит из меня. Слезы стекают по моим щекам, падая на грудь. Когда я поднимаю руку, чтобы вытереть их, я обнаруживаю, что мои запястья все еще скованы сильной хваткой Картера.
Он мгновенно отпускает меня, руки падают на покрывало.
— Ты билась. Я думал, что ты собираешься причинить себе боль…
— Спасибо, — шепчу я, вытирая лицо дрожащими пальцами. —
Он не отвечает.
Я все еще не сошла с его колен. Я знаю, что должна, но пока не могу найти в себе силы. Я измотана ночным ужасом — эмоционально, физически. И мне так приятно чувствовать его руки вокруг меня. Впитывать его тепло и силу, пока свежий ужас, бурлящий в моей голове, не превратится в пар.
Мой шепот едва слышен.
— Я думала, ты позволишь мне кричать в следующий раз.
Картер делает долгую паузу.
— Я тоже.