Золушки из трактира на площади

— Сержант! — Ванилла чмокнула его в щеку. — Вы наш герой! Ребята, вы все — герои всех девушек нашего квартала! И никакие бла-ародные рыцари с вами не сравнятся!

Матушка в спектакле не участвовала. Лишь благодарно кивнула донельзя довольным патрульным и взяла на заметку накормить их за счет заведения, когда явятся в следующий раз перекусить.

Еще несколько раз на пути попадались патрули, а также развеселые компании, встречавшие ночных гулен выкриками и скабрезными прибаутками. Впрочем, крики смолкали, стоило веселящимся разглядеть солидную фигуру Донатана, в железной кирасе и красном дублете похожего на воинственный помидор в доспехах.

Домик госпожи Поползень был невелик, но крепок. Сложенная из добротного бруса избушка стояла на сваях над заводью канала, отделяющего кварталы друг от друга. Под помостом, ведущим к крыльцу, обильно росли рогоз и камыш. Должно быть, летом здесь так стрекотали лягушки, что уши закладывало.

— Сюда шли? — удивился Донатан.

— Сюда, — подтвердила Ванилла. — Подождешь нас? Мы недолго!

— У меня приказ! — важно задрал подбородок патрульный. — Доставить до места назначения и обратно!

— Спасибо, — бледно улыбнулась Бруни.

Она была близка к обмороку. Всю дорогу ей казалось, что она, как муха, завязла в паутине судьбы, не помнила прошлого, не ощущала настоящего и не видела будущего. Лишь боль, черной кошкой свернувшаяся вокруг сердца, подсказывала, что она еще жива.

Дверь распахнулась, едва подруги ступили на помост. В темноте коридора ничего нельзя было разглядеть. Поколебавшись, они шагнули внутрь.

Невысокая, укутанная шалью фигура провела их из неосвещенных сеней в небольшую комнату. Свет здесь шел лишь от пламени камина. Обстановка была простой, но удобной, в ней неуловимо ощущалась нотка исконного Ласурского крестьянского колорита: то ли в полосатых домотканых половиках, положенных крестом друг на друга, то ли в домашнем алтаре, украшенном сухостоем и подношениями в виде ярких леденцов и сухофруктов, то ли в мебели, сработанной вручную безо всякого применения магии, и оттого выглядящей основательно, но грубовато.

Из угла комнаты вышла навстречу, мяукая, черная кошка с желтыми глазищами. Матушка невольно вздрогнула — кошка показалась знакомой. Не она ли недавно выпускала когти в ее сердце?

— Уйди, Уголек, уйди, — замахала на животное хозяйка дома. — Не до тебя сейчас.

Она обернулась, и Бруни разглядела миловидное и не старое лицо одинокой женщины, чья красота никому не нужна.

— Так-так-так… — пробормотала госпожа Поползень, тоже рассматривая гостью. — Умная девочка… гордая. Душа добрая, сердце большое, всех бы вместила, а себе местечка не оставила… Сама захотела прийти? Я так и думала! Ты, — она посмотрела на Ваниллу, — присаживайся вот здесь, у очага. Приласкай Уголек, она любит, когда ей чешут пузик. А ты, девушка, иди за мной.

Нервно теребя завязки кошеля, подвешенного к поясу платья, Бруни проследовала за хозяйкой в маленькую комнатку без окон. Здесь не было ни камина, ни печи, под потолком висели связки трав, пахли тонко и остро.

— Садись, — госпожа Поползень указала на стул рядом с круглым столом, накрытым алой бархатной скатертью, от которой явственно пахло плесенью. — Значит, Ванилла меня о твоем любимом спрашивала! Как же его угораздило так насолить нашей сестре, ведьме?

Матушка вздрогнула. Госпожа Поползень посмотрела на нее с сочувствием.

— Пожизненный венец безбрачия — одно из самых подлых ведьминских проклятий, — пояснила она. — Наславшая его тоже платит — мы все платим и за все — но она платит одиночеством до скончания своего века. Чтобы решиться наложить такое проклятие, надо быть очень и очень… — она задумалась, подбирая слово, — …обиженной! Что он сделал, твой любимый? Не явился на свадьбу? Поиграл с ней и бросил? Обрюхатил и не признал ребенка?

Кровь бросилась Бруни в лицо. Ее Кай ничего этого не делал! Он был невиновен, и страдал за другого!

— Я ничего не знаю, — сквозь зубы пояснила она, — кроме того, что вина лежала на его отце.

— Вот даже как, — пробормотала госпожа Поползень. — Не повезло парню. Ванилла тебе передала мои слова?

Бруни кивнула.

— Так чего же ты хочешь от меня? — изумилась ведьма.

Матушка, наконец, развязала завязки кошелька и положила его на стол.

— Помоги мне! Сними проклятие! Здесь золото, но я могу принести еще…

Ведьма задумчиво высыпала монеты, сложила из них цветочек — кругляш в серединку, другие вкруг.

— И ты пойдешь в некромантскую лавку и купишь руку мертвеца, смелешь его ногти, заваришь кипятком из святого источника, что находится в Гаракене, добавишь пару ложек месячной крови и выпьешь? — уточнила она, испытующе посмотрев на Бруни.

К горлу Матушки подступала тошнота. К концу монолога госпожи Поползень она была уже оттенка пресловутого салатового платья, но, тем не менее, отчаянно кивнула.

Ведьма невесело хмыкнула, сгребла золотые обратно в кошель, подвинула его к клиентке.