Золушки из трактира на площади

— Я готов! — Весь посмотрел ей прямо в глаза. — Я хочу служить своей земле, хочу защищать… — он чуть было не сказал ‘людей’, но передумал, — всех от несправедливостей! И я знаю, что могу это делать!

— Только я прошу тебя, если будешь драться, будь осторожен! — попросила Бруни.

Мгновение Весь смотрел на нее с изумлением, а затем засмеялся, обнажая белые и острые зубы, и шлепая себя ладонями по коленкам.

— Ну… ты… скажешь тоже!.. — хохотал он.

— Что такого? — обиделась Матушка. — Разве полковник Торхаш не учил тебя драться правильно? А если учил, то и про осторожность должен был говорить!

Весь помотал головой. Пояснил, все еще посмеиваясь.

— С осторожностью люди дерутся… как бы одежку не попортить, да рану полегче получить. А мы если сцепляемся, о такой ерунде не думаем. Внимательным надо быть, упреждать противника на действие, а то и два вперед — этому меня Лихо учит. Но я могу обещать тебе, — он посмотрел на Бруни, — всегда брать верх над врагами!

Матушка вздохнула и отставила почти пустую тарелку. Прихватила кружку с подстывшим отваром, поднялась и пошла к лестнице. На последней ступеньке обернулась.

— Не всегда прав тот, кто побеждает, — сказала она. — Подумай над этим, Веслав Гроден из Черных Ловцов!

Утро началось неожиданно.

— Прости меня, — попросил Весь, когда Матушка, умывшаяся и одевшая праздничные платье и кофту спустилась вниз и приготовилась вести его в Университет.

— За что? — удивилась она.

— Я вчера не стал тебе говорить… уж очень ты была усталая!

У Бруни заныло в груди. Она молча смотрела на оборотня, даже не пытаясь угадать, какую дурную новость он принесет ей.

— Я не видел господина Турмалина, — пояснил Весь. — Когда я пришел к его дому, люди уже разобрали крышу, которая обрушилась прошлой ночью. Но тела жильца мансарды так и не нашли. Из того здания теперь всех выселят, а его разрушат — в нем вот такущая трещина до самого основания!

Мальчишка руками показал, какого размера трещина.

— А продукты? — недрогнувшим голосом поинтересовалась Матушка.

Что ж… Григо предупредил, что исполненное человеческое желание снимет с него оковы обыденного существования… Должно быть, он вернулся в прошлое, в тот прекрасный и юный мир, где любой мог встретить на лесной тропинке Пресветлую и поговорить с ней о жизни!

— Роздал… — коротко ответил оборотень.

Больше она ни о чем не спросила.

Они вышли на утренний морозец, держась бок о бок и двигаясь слаженно, будто были одной крови. Весь не кичился, не важничал, но, как парус, наполненный ветром, тянулся в сторону горизонта. Горизонта будущего, того самого, что раньше не чаял даже разглядеть.

У здания Военного университета маялись толпы абитуриентов и их сопровождающих. Истеричные мамашки, визгливые тетушки, занудливые дядюшки или опекуны, преисполненные гордости отцы, дающие последние наставления сыновьям, взволнованные горожанки, многодетные семейства Ласурских крестьян в характерных шляпах с полосатой тульей… В университет могли поступить не только дети белокостных. Здесь учились сыновья мастеровых, церковнослужителей и представители других сословий, проявившие страсть к познанию или исключительные способности. Девиз университета ‘Знание и сила — для себя и потомков, честь — только Родине’ говорил сам за себя. Многие выходцы этого учебного заведения, войдя в его высокие двустворчатые двери простыми людьми — на самом деле вошли в историю родной страны: приближенными королевской династии, известными полководцами, государственными деятелями.

Учащиеся ‘черного’ факультета кучковались в некотором отдалении от людских толп, на которые обращали гораздо меньше внимания, чем люди, косящиеся на оборотней с опаской, интересом или откровенной враждебностью. В целях недопущения инцидентов в толпе прохаживались по двое королевские гвардейцы. Разноцветные мундиры мелькали тут и там — голубые с черными, синие с красными, красные с голубыми. Статные красавцы суровыми не выглядели, посмеивались, разглядывая мальчишек с румяными от волнения лицами, предавались собственным воспоминаниям о том дне, когда мама-отец-дед-опекун привели их к гранитному порогу, за которым открывался новый жизненный путь.

— Весь! — прозвучал звонкий оклик.

Оборотень дернул ухом на звук. К ним с Бруни подбежал уже знакомый ей сероволосый мальчишка — Рахен. Вытянулся, четко кивнул, здороваясь. В его странного, серебристо-серого цвета глазах, плясали смешинки.

— Позвольте вас приветствовать, моя леди! — неожиданным баском сказал он.

Матушка, пытаясь скрыть улыбку, церемонно кивнула.

— В одну шеренгу ста-а-ановись! — звучный голос перекрыл шум толпы.

Через несколько мгновений ему вторили с разных концов площади. Наступившая сумятица напомнила Бруни голубиную стаю, вспугнутую неожиданным хлопком. Весь, взглянув на Матушку горящими от возбуждения глазами, помчался вслед за рванувшим к своим Рахеном.