Она проследила за его жестом и увидела у дальнего причала маленькую яхту: белоснежную, скромную и изящную. Возможность вновь ощутить качку, солёные брызги на коже и ветер привели Матушку в такой восторг, что она только сморгнула слезы, навернувшиеся от радости, и благодарно сжала сильную руку провожатого. Не отпуская её пальцев, тот отвёл Бруни на яхту и усадил на лавку. Принял от слуги, идущего следом, корзину с припасами, ловко выбрал концы и отчалил, оттолкнувшись от пирса длинным шестом. А затем сбросил плащ, скинул камзол и сапоги, и занялся парусом. Совсем скоро яхта взяла курс на запад — в открытое море.
Матушку охватило странное оцепенение. Качка усыпляла, запах водорослей и ласковые прикосновения солнца, только оторвавшегося от горизонта, вызвали в памяти те мгновения, когда рядом был отец. Ей грезилась его белозубая улыбка и колечки ароматного дыма из длинной трубки, с которой он не расставался, хрипловатый голос, отдающий приказы, и выражение глаз, устремлённых в самое сердце моря…
Кажется, она задремала, потому что очнулась лишь от прикосновения тёплых пальцев. Подняла веки и увидела Кая, низко склонившегося над ней.
— Бедная, — тихо сказал он, продолжая гладить её по щеке, — совсем не высыпаешься с этой работой, да?
Бруни вскинула лицо ему навстречу. Потянулась, будто росток к солнечному лучу, жадно разглядывая оказавшиеся так близко чётко очерченные красивые губы, волевой подбородок, легкую щетину на щеках… Несмело накрыла его руку своей…
Кай наклонился ниже. Прошептал, едва касаясь губ губами:
— Только, если ты сама хочешь…
Ком в горле не дал ответить.
Сильные ладони обхватили затылок и потянули вверх.
Он поцеловал её, сдерживая жадность, боясь напугать. Опустился на колени, чтобы обнять и притянуть к себе, целовал, не давая отвернуться, да она этого и не желала! Лишь, задохнувшись от переполнявших эмоций, чуть отстранилась. Он тут же отодвинулся, глядя на неё серьёзно и… печально. И этот взгляд ударил Бруни в самое сердце, заставил, взяв Кая за отвороты камзола, вновь потянуть к себе, на себя.
Так бережно и нежно её не касался никто, включая мужа. Казалось, в распоряжении Кая была целая вечность, которую он собирался посвятить изучению тайн женского тела. Он наслаждался Бруни, как изысканным музыкальным инструментом, заставляя звучать ранее молчавшие струны её желаний, но, в конце концов, и сам не выдержал, сплетясь с ней в страстных, жарких и сильных объятиях…
Солнце давало уже достаточно тепла, позволяя лежать на палубе обнажёнными, однако Кай нащупал упавшую шаль и завернул в неё Бруни. Крепко прижимая её к себе, он ни о чём не думал, баюкая мгновения счастья и покоя. А она, тяжело дыша от переполнявших эмоций, спрятала лицо у него на груди, не желая, чтобы он видел, как она плачет. И сама бы затруднилась сказать, отчего слёзы — от не сочетания странной пустоты в душе и истомы, разлившейся по телу, или от желания продлить минуты близости и осознания невозможности этого?
Волна плеснула в борт, тронув тела прохладными брызгами. Кай встрепенулся, заглянул ей в лицо. Нежно вытер ладонью мокрые щёки.
— Хочешь пить?
Она кивнула. Села, потянув колени к груди и кутаясь в шаль. Собственные оголённые плечи, щиколотки и ступни неожиданно показались слишком откровенными.
Кай принес два бокала — с водой и вином. Матушка выбрала воду… но передумала в последний момент. Ароматный напиток теплом прошёлся по горлу, вскружил голову, отодвинув стыд на задний план. Держа Кая за руку, она тихо призналась:
— Мне было хорошо с тобой…
Его ответный взгляд наполнял теплом и надеждой. Не отвечая, Кай встал, чтобы закрепить штурвал и спустить парус, и вернулся обратно. Легко пересадил Бруни себе на колени, со смешком заметив:
— Какая же ты матушка? Девчонка, как есть!
И вдруг шепнул, тесно прижав её к себе:
— А мне с тобой как!..
И вновь его поцелуи рисовали затейливую вязь на её коже, его руки заставляли её изгибаться навстречу движениям, а хриплый голос сводил с ума. Под застывшим в зените солнцем, на синей атласной простыне моря, они были одни в целом мире. Мире, в котором продолжали кипеть страсти, рождаться и умирать люди, начинаться и заканчиваться войны.
Лишь горизонт порозовел, Матушка спустилась в кухню, чтобы растопить печь к приходу Пиппо. Но, к ее удивлению, там уже было тепло, а в печной пасти весело прыгал юный огонек.
— Весь, ты тут? — позвала она, улыбаясь.
Мальчишку, как оказалось, звали Веславом, но для удобства имя сократили.
— Да, — смешным важным басом ответил оборотень.
Он не только затопил печь, но и натаскал воды из колодца в большую кухонную кадку.
Бруни ласково взлохматила его густые чёрные вихры. Стричься Весь отказался напрочь.