Однако кругом было тихо, лишь издалека доносился развязный хохот бандитов. Они наверняка решили, что миссионер утонул, и потеряли к нему интерес. Превозмогая боль и стараясь не выдать себя ни единым звуком, преподобный Кэрроуэй замер в воде. Только когда отдалился и смолк перестук копыт, он с трудом подплыл к краю «моря», выполз, цепляясь за траву, на сушу и распластался на земле. Первым делом он приподнялся на ладонях, и его стало безостановочно рвать, да так, что желудок чуть не вывернулся наизнанку. Когда тошнота отступила, он наконец заметил, что на его руке повисла кисть скелета – ее фаланги отчаянно впились в рукав рясы.
Преподобный отбросил кисть в сторону и ошеломленно огляделся. Разбойники еще не ускакали. Уверенные, что священнику не выбраться из пруда, они порадовались, что не нужно тратить на него патрон, вернулись обратно и принялись шарить по повозкам, выискивая, чем бы поживиться.
Они вовсю развлекались, точно на празднике: сперва опустошили карманы кучеров, присвоив немногочисленные золотые слитки и серебряные монеты, затем с брезгливыми минами поломали церковную утварь, порвали и сожгли книги, в том числе библии. Остальные вещи и продукты они раскидали по траве, мешки вспороли, по их содержимому потоптались сапогами.
Расправившись таким образом с тремя повозками, разбойники переключили внимание на последнюю, четвертую. Это была телега о двух оглоблях, на которой громоздилось нечто большое, укрытое брезентом. У разбойников заблестели глаза: вот он, их трофей.
Главарь подошел к телеге и сдернул брезент. Ткань еще не успела коснуться земли, как вдруг что-то крупное с шумом проломило дверь клетки, сбило главаря с ног и спрыгнуло вниз.
Никто не бросился поднимать вожака – все потрясенно застыли на месте. Что это за дикий зверь? В степи таких отроду не водилось. Внушительнее тигра, с величественной, пышной желтоватой гривой вокруг шеи, со здоровенной пастью и зеленущими глазами, этот хищник пробуждал в человеческой душе первобытный ужас.
Его облик вызывал в памяти гранитных львов перед княжеской резиденцией, и все-таки зверь сильно от них отличался. Одному разбойнику неожиданно пришло в голову, что это существо очень похоже на священное животное с фресок в ламаистских храмах – правда, портретам недоставало «настоящести» и грозности оригинала.
Тем временем к обозу спешила издали Счастливица. Она перешла на бег, уши взбудораженно хлопали, хобот взметнулся вверх, точно знамя, ноги топали так, что подрагивала земля. Разбойникам снова вспомнились храмовые фрески – белые слоны будто бы тоже постоянно на них встречались.
Бандиты, эти отпетые негодяи, были способны на любую жестокость, но и они страшились богов. Увидав в степи двух священных животных, они растерялись и дружно перевели взгляды на своего предводителя. Главарь, самый свирепый разбойник в банде, встал на ноги, повернулся, взобрался с каменным лицом на коня, взял в руки новообретенный револьвер, помедлил секунду, затем снял предохранитель и приготовился стрелять.
Стражник встрепенулся.
Быть может, степь, где столь многое перекликалось с его родной африканской саванной, всколыхнула в нем инстинкты, а может, эти незнакомцы чем-то его раззадорили. Лев мотнул гривой, повел головой, разинул пасть и взбудоражено зарычал. Мощный, яростный звук прогремел взрывом, пророкотал над равниной громом, оглушительный и всепроникающий.
В львином рыке таились от природы такая сила и угроза, что разбойников и лошадей под ними бросило в дрожь. Степные скакуны испуганно заржали, шарахнулись в сторону и едва не пустились наутек. Хозяева еле удержали их на месте, изо всех сил натягивая поводья и выкрикивая команды.
Главарь одной рукой схватил вожжи, другую, с револьвером, выровнял, чтобы послать в хищника смертельную пулю. Сам он верил не в богов, а в зоркость глаз и оружие в руке – пусть другие боятся священных зверюг бодхисаттв, он-то уж точно не струсит. Его холодные глаза, над одним из которых не хватало брови, видели перед собой лишь добычу.
Стражник, казалось, почуял опасность; он медленно опустился в траву, выставил вверх плечи, неторопливо пригнул и вытянул вперед голову. Это была поза перед нападением. Главарь уже почти нажал на спусковой крючок, как вдруг неподалеку затрубила Счастливица, и в запястье бандита угодил брошенный камень.
Револьвер предводитель разбойников сжимал крепко, и прилетевший булыжник вовсе не повредил оружие, лишь резко качнул руку вбок. Но для Стражника этого было достаточно. Он взвился в прыжке и ринулся в атаку, пахнущий кровью и жаждущий убивать. Этот хищник всю дорогу лениво провалялся в клетке и будто бы успел забыть о своем высоком звании царя зверей. Но вот он оказался в степи, и древняя наследственная память мало-помалу очнулась ото сна, леность сменилась лютостью.