Зоопарк на краю света

Преподобный Кэрроуэй озадаченно покачал головой. Ночные события стерлись из памяти подчистую, в голове было пусто, словно кто-то насильно отнял у него воспоминания. Он и сам толком не знал, как ему это удалось. Он надолго и всерьез задумался, но смог припомнить, и то смутно, лишь таинственный лунный свет.

Саран Оюун решила, что преподобный не хочет посвящать ее в какую-то тайну, и не стала допытываться. И все-таки ее снедало любопытство:

– Зачем вы так упорно везете животных в Чифэн?

Преподобный протяжно вздохнул и рассказал о синематографе Хуа Госяна, о пожаре в церковном сарае, о переменах в «Саду десяти тысяч зверей»; под конец он развел руками, посмотрел прямо на Саран Оюун и высказал свою мечту:

– Я хотел открыть в степи зоопарк.

Как только он произнес эти слова, его потускневшие глаза вновь засияли.

Саран Оюун изумленно воззрилась на своего собеседника.

– Вот это вы здорово придумали! – восхищенно воскликнула она.

Будучи девушкой образованной, Саран Оюун знала о зоопарках из книг, но она и представить не могла, что у кого-то хватит духу построить один из них в монгольских степях.

– Но Богу это не понравилось.

Миссионер снова предался отчаянию. На его лице дернулся мускул; пережитые злоключения были слишком ужасны, чувство страха прочно поселилось в памяти, точно рана, которая долго не желает затягиваться. Преподобный инстинктивно обхватил себя обеими руками, губы его дрожали – отчасти от испуга, отчасти от осознания, что «божественное знамение» исходило, кажется, вовсе не от Бога.

Саран Оюун склонила голову набок, будто хотела взглянуть на преподобного Кэрроуэя под другим углом. В клубах пара над котелком выражение его лица вновь и вновь еле уловимо менялось. Этого человека явно что-то терзало, в его душе шла борьба.

Девушка налила себе сутэй цай, но пить не стала, лишь слегка смочила губы.

– Вы на своих двоих, с животными одолели долгую дорогу, в степи, ночью, еще и меня встретили. Да ведь храбрейшие из аратов не осмелятся пройти такой путь в темноте, а вы это сделали и привели с собой зверей – я не знаю, как у вас это получилось, но это правда.

Преподобный Кэрроуэй замер. Он и в самом деле не помнил, что случилось ночью, он только-только вышел из того необъяснимого состояния и был еще не способен мыслить рационально. Лишь теперь, после слов Саран Оюун, он ощутил всю необычность происшедшего.

Преподобный закрыл глаза и напряг память, но безуспешно. Воспоминания обрывались на видении, в котором он стоял на коленях перед трупом старины Би, и от этой картины он опять утратил самообладание.

– Да, это правда, – слабо проговорил он, – на нас напали, старина Би и его товарищи погибли, а мечты о зоопарке рухнули навсегда. Если можно, помогите мне добраться до Чифэна, мне нужно связаться с церковью…

Вера – это одно, а реальность – совсем другое.

Саран Оюун вдруг резко наклонилась и придвинулась поближе к преподобному, так, что он слегка оторопел от неожиданности.

– Животные все здесь, с вами? – спросила она упрямо.

– Да, со мной.

– И вы еще живы, верно?

– Верно.

– Так что же, нужен вам в степи зоопарк или не нужен?

– Нужен.

– Вы сами захотели его открыть, или вам кто-то велел это сделать?

– Конечно, сам захотел.

Саран Оюун хлопнула ладонью по подушке из овечьей шерсти.

– Я ничего не знаю про вашего бога, – сказала девушка со всей серьезностью, – но я думаю так: будь он против, он бы с самого начала вас остановил. Разве я не права?

Преподобный Кэрроуэй посмотрел ей в глаза. Саран Оюун не была христианкой, но преподобный почувствовал, что она придала ему сил. Он вдруг понял: то, что с ним происходит, нельзя назвать неудачей или поражением – это испытание. Господь не отвернулся от него, Он испытывает его веру.

Преподобный глубоко устыдился собственной слабости. Ведь это очевидно, это то, о чем любой истинно верующий священник подумает в первую очередь. А он что же? Столкнулся с препятствием и тут же сломался, да еще посмел усомниться в Божьей воле. И только слова язычницы заставили его опомниться.

Преподобный поднял голову и поглядел в дымовое отверстие юрты. Золотистый свет сжался в тонкий луч, скользнул вниз, кольнул глаза, и по щекам побежали слезы. Вот же оно, его предназначение!.. Опустившись на колени, преподобный покаялся в малодушии, в том, что его вера на миг пошатнулась, и попросил Господа его помиловать.

Саран Оюун тихонько ждала рядом. Когда исповедь подошла к концу, она ослепительно улыбнулась и похлопала преподобного по плечу:

– Вчера Тенгри[52] послал мне сон. Я увидела белого слона, который пришел с запада, превратился в хадак[53]и укрыл мои плечи. Мой бог дал мне знак – это то, что зовут судьбой. Я помогу вам исполнить вашу мечту.