Счастливица одиноко возвышалась напротив ворот, занимая самое просторное стойло конюшни. Над головой у нее тускло горела масляная лампа, окрашивая огромное белое тело слонихи в желтоватый цвет. Преподобный толкнул дверь стойла и тихонько окликнул Счастливицу, так же, как он это делал каждый вечер на протяжении всего пути. Она поняла его и слегка потеснилась, освобождая для преподобного место. На бивневых бугорках закачались красная нить и крестик.
Преподобный поднял фитиль в лампе, вошел в стойло, погладил хобот Счастливицы, затем сел на пол и, как на спинку стула, откинулся на шершавую слоновью ногу. Счастливица заботливо изогнула хобот кверху, полукольцом, чтобы преподобный мог поставить рядом чернильницу и разложить бумагу.
Наконец все приготовления были сделаны, и миссионер приступил к наброску.
Преподобный Кэрроуэй был человеком разносторонним, умел рисовать и немного разбирался в проектировании. В скором времени на бумаге проступили общие контуры зоопарка – маленького, с постройками для животных и загонами, с кухней, из которой можно попасть в кладовую, и домом смотрителя. Поначалу на схеме красовался фонтанчик, но потом преподобный вспомнил про нехватку воды и изобразил вместо него искусственный водоем, соединенный с рекой Инцзиньхэ каналом.
Дело шло к ночи, однако миссионера по-прежнему переполнял энтузиазм, так что он подлил в лампу масла и снова с головой погрузился в работу. По мере приближения полуночи рисунок обрастал деталями – на белом листе мало-помалу проявлялся зоопарк в степи.
У него будут увитые плющом круглые «лунные ворота» зеленого цвета; сверху на воротах – лавровый венок и одинокая звезда, и люди придут к этой звезде, словно восточные волхвы; на стенах слоновьего домика – узор в виде пальм, рядом – розовая калитка и дорожка к водоему, где во время летнего зноя будет плескаться Счастливица; Стражник поселится по соседству, у декоративной каменной скалы, а тигровые лошади Везунчик и Талисман заполучат большой круглый загон, где можно резвиться вволю; павианам нужен вольер повыше, чтобы они не выбрались наружу; питону же достанется закрытый террариум, деревянная постройка, разделенная стеной на две части, в стене – три-четыре смотровых окошка из прозрачного стекла, через которые посетители смогут наблюдать за змеей с безопасного расстояния.
А в самом центре зоопарка преподобный построит часовню, скромную, с плоской крышей, выкрасит ее в белый цвет – цвет ангелов – и поставит внутри кафедру и скамьи в четыре ряда, а может и в пять. Когда люди устанут, они придут в часовню, чтобы отдохнуть, и заодно послушают о Том, Кто на самом деле создал обитателей зоопарка.
Прежде священник мечтал воздвигнуть рядом храм и высокую колокольню, чтобы перелив колоколов звал посетителей на службу, но, увы, денег на это пока не было. Часовня же хоть и не могла заменить настоящую церковь, но по крайней мере годилась для проповедей.
Когда план был почти готов, миссионер вдруг вспомнил, что зоопарк пока безымянный. Он придумал одно название и сразу от него отказался, подобрал второе и тут же его отверг. Преподобный Кэрроуэй почувствовал себя родителем, который весь извелся, подыскивая для младенца красивое имя. Интересно, подумал он, Адам с Евой тоже так мучились, когда нарекали всех Божьих тварей в райском саду?
Миссионер предался размышлениям. Внезапно на него напала страшная усталость. Он целый день хлопотал, вечером засиделся допоздна – его силы были уже на исходе. Он все перебирал и перебирал в уме названия, а потом склонил голову набок и прямо на месте, привалившись спиной к Счастливице, с кистью в руке, крепко уснул.
Он забыл кое-что сделать перед сном – задвинуть на дверях засовы. Все стойла остались не заперты, чтобы выйти наружу, достаточно было лишь толкнуть калитку.
Наступила полночь; небо было чистым. Легкая туманная дымка рассеялась, и сияющие лунные лучи, такие же, как той ночью в степи, тихо заглянули в узкие окна, просочились внутрь неказистой конюшни. Густой молочно-белый свет, будто нежные руки богини, приласкал каждое животное, а когда они подняли головы, наполнил их ноздри таинственным дыханием.
Вновь прилетел волнистый попугайчик. Птица забила крыльями, закружилась, словно танцующая в воздухе пчела, которая указывает путь по направлению к солнцу. Лев, тигровые лошади, питон и павианы одновременно встрепенулись, в их глазах появилось новое выражение. Ведомые незримой силой, они бросили свои стойла, выстроились в ряд и вслед за попугаем покинули конюшню, покинули постоялый двор и ни с того ни с сего выбрались на проспект.
Одна лишь слониха решила остаться – она тоже чувствовала эту неведомую силу, но на ее хоботе спал преподобный. Она поглядела на его счастливое лицо и качнула головой, не решаясь уйти.