Зоопарк на краю света

Оказавшись на улице, звери чуть помедлили, посмотрели друг на друга, а затем развернулись и ринулись в разные стороны. Вскоре все разбежались кто куда. Темнота придала им храбрости, лунный свет пробудил их сознание, и чужеземных животных охватило желание исследовать этот незнакомый степной город, побывать в каждом его проулке, обнюхать каждый его уголок.

К этому времени Чифэн уже погрузился в глубокий сон и потому совершенно не заметил вторжения посторонних. Таков уж был ритуал: перед тем как утолить любопытство города, эти чужаки требовали, чтобы город утолил их собственное любопытство.

Никто из животных не был так взбудоражен, как пятерка павианов анубисов, «оливковых бабуинов». Мех у анубисов серо-оливкового цвета, отсюда и пошло их второе название. Обезьяны еще в «Саду десяти тысяч зверей» выстроили между собой иерархию. Главный здоровяк припустил вперед, указывая дорогу, остальные четверо помчались за ним. Первым делом они запрыгнули на стену, проскакали по черепице, полазали по фигуркам зверей на крышах, стремительно перебираясь с одного дома на другой. Павиан-предводитель грозно ревел на ветер в ночном небе и посматривал на мелькающие внизу дворы и людской скарб, выискивая, чем бы себя развлечь. Беспорядок, который анубисы учиняли всюду, куда бы их ни занесло, напоминал последствия урагана: корзины с просом перевернуты, хворост в вязанках поломан, веревка в колодце докручена до предела – плюх! – ведро улетело на дно. Чуть погодя ватага с шумом и гамом нагрянула в Ситуньдункоу на Шестой улице.

Здесь за кривым забором расположился большой продуктовый рынок. У входа стояло здание, где взимали налоги, – башенка с «ласточковой крышей»[73]. На рынке уже собрались первые крестьяне-продавцы, те, кто пришли со своими тележками пораньше, чтобы успеть занять место; все они крепко спали, прислонившись к оглоблям и спрятав руки в рукава. С карниза башенки свисали желтые фонари, из которых лился слабый свет. Приятно пахло овощами и фруктами. Павиан-предводитель перескочил на «ласточковую крышу», протянул руку к фонарям и отодрал их, а его дружки, вне себя от восторга, с гиканьем рванули к тележкам и набросились на лакомства.

В это же время тигровые лошади Талисман и Везунчик неслись к южным воротам на Пятой улице. Они всегда яро противились и путам, и тому, что их вечно куда-то тянут, и теперь, обретя наконец полную свободу, без тени сомнений пустились галопом по самой широкой дороге. В избытке возбуждения они невольно оставляли после себя кучки помета и мутные лужицы мочи. Тигровые лошади пулей пролетели через южные ворота и ворвались на Ослиный рынок – место, где торговали тягловым скотом. На рынке было десять с лишним просторных загонов, в которых круглый год держали сотни лошадей, мулов, ослов и верблюдов на продажу. Талисмана и Везунчика привел сюда запах сородичей. Они бежали так резво, что казалось, будто черные и белые полосы на их телах – это следы времени, проступившие после того, как тигровые лощади перемахнули разом целую вереницу дней и ночей.

Тягловые животные никогда раньше не видели такой необычный окрас и потому беспокойно завозились, забили копытами, зафыркали. Талисман с Везунчиком несколько раз проскакали вокруг загонов, надеясь подцепить зубами забытую между прутьями морковку, но у них ничего не вышло. Спящий сторож заслышал шум, разлепил глаза, увидел невесть откуда взявшихся черно-белых чудищ и подскочил от испуга. Но пока он, нагнувшись, пытался нашарить кремень, чтобы зажечь фонарь, тигровых лошадей уже как ветром сдуло.

Спокойнее всего вел себя питон. Он медленно растянулся в полную длину, переправился через дорогу, извиваясь изящно и грозно, и невозмутимо дополз до Брангсера – ламаистского монастыря на Третьей улице. Двери его были плотно закрыты, но в стене нашлось множество крысиных нор; питон как ни в чем ни бывало выбрал одну из них, пробрался в нее и попал внутрь. Крысы в ужасе приникли к полу, было слышно, как они дрожат – стояло шуршание, как будто кто-то пересчитывал банкноты. Но питон даже не взглянул на живую еду и вместо этого прямиком устремился к самой внушительной колонне дхарани[74].

Колонна была высокая и тонкая, украшенная каменными лепестками лотоса. Питон пополз наверх, виток за витком, пока его тело не обвило всю колонну, а голова не оказалась чуть выше ее верхушки. В лунном свете змея с колонной практически слились воедино. Если бы кто-то из лам проснулся посреди ночи и случайно поднял глаза вверх, он увидел бы, что величественная колонна дхарани облачилась в чешуйчатый доспех и время от времени высовывает язычок.

Из всех животных один лишь Стражник не растерял свою привычную леность. Потряхивая пышной гривой, он неторопливо прошелся по Второй улице, от резиденции дзасака на западной стороне до чайной «Тяньясюань» на восточной. Он искал, где бы вздремнуть, но лежать на посыпанных угольной крошкой дорогах было колко и неудобно, поэтому он свернул в лабиринт хутунов рядом с улицей Дунхэн.