Зоопарк на краю света

Начальник Ду мягко пояснил, что само существование двух священных животных ставит монастырь в неловкое положение. Брангсеровцы считали себя преемниками ортодоксальной школы тибетского буддизма; если преподобный построит зоопарк и священные животные бодхисаттв останутся за пределами Брангсера, это станет серьезным ударом для верующих. Оспаривать слова Шагдара ламы не могли, поэтому они пытались в угоду чифэнцам заполучить себе Счастливицу и Стражника, чтобы авторитет монастыря не пошатнулся.

Чиновник намекнул, что власти в этом конфликте намерены сохранять строгий нейтралитет: он, начальник Ду, не собирается выгораживать Брангсер, но и преподобному не следует ждать от него какой-либо помощи.

Преподобный Кэрроуэй погрузился в тяжкие раздумья, не зная, как лучше поступить. С одной стороны, о том, чтобы отдать животных, не могло быть и речи, с другой – ламы могли всерьез ему навредить. Миссионер уселся в конюшне и с хмурым видом оперся спиной о Счастливицу. Тревога хозяина передалась и его питомице; белая слониха качнула хоботом и «поцеловала» преподобного, остро клюнув в ухо.

На этот раз даже Стражника проняло. Он поднялся, прижал голову к перилам своего тесного стойла, вытянул большой, шершавый розовый язык – его длины как раз хватило на то, чтобы достать до преподобного, – и шустро обслюнявил миссионерскую рясу, вылизывая ее, как большой ленивый котяра.

Внезапно в конюшне раздался шорох крыльев. Преподобный поднял голову: оказалось, к нему вернулся волнистый попугайчик. Он куда-то упорхнул, когда началась кутерьма, и только теперь показался на глаза. Преподобный Кэрроуэй радостно улыбнулся – конечно, оттого, что птица наконец появилась, его проблемы никуда не исчезнут, а все же хоть какая-то хорошая новость. Миссионер протянул руку и приподнял указательный палец. Попугай ловко на нем примостился, походил по нему вправо-влево и вдруг заверещал:

– Хуэйюань, Хуэйюань!

Преподобный сперва решил, что попугайчик выучил новое монгольское слово, но потом вслушался и понял, что птица выкривает чье-то имя. Не успел он сообразить, кому это имя принадлежит, как в конюшню вошел Хуэйюань собственной персоной.

Монах был в серой кашае, с четками на шее, однако преподобный Кэрроуэй заметил, что помимо четок на груди у гостя покоится иконка Божьей Матери. Смотрелось такое сочетание довольно несуразно. Вероятно, Хуэйюань получил эту подвеску во время крещения; но непонятно было, зачем он снова ее надел. Хотя конгрегационалисты не поклонялись Богородице, при виде этой вещицы у преподобного потеплело на душе.

Вместо того чтобы сложить ладони, Хуэйюань слегка смущенно поприветствовал миссионера на западный лад (должно быть, научился у чэндэского викария) и затем произнес:

– Учитель велел мне вернуть вам попугая.

Преподобный растерялся: он-то думал, что попугайчик сам нашел обратный путь. Хуэйюань рассказал, что той ночью, когда поднялась шумиха, дочь одного торговца забрала птицу к себе домой и посадила ее в изящную резную клетку. Позже девушка пришла вместе с клеткой в храм Ма-вана, чтобы поставить свечи, попугай заголосил, и в его тарабарщине несколько раз промелькнули английские слова.

Благодаря викарию Хуэйюань худо-бедно понимал по-английски, а потому сразу догадался, что попугай принадлежал новому чифэнскому миссионеру. Монах тут же объявил, что у пернатого кармическая связь с Буддой, и намекнул, что хорошо бы подарить его храму. Будучи примерной буддисткой, девушка охотно согласилась выполнить просьбу дадэ[87] (так верующие обращаются к старшим по возрасту добродетельным монахам). Ночью попугайчик устроился на софоре во дворе храма; Будда, Ма-ван и Покровитель взирали на него с трех разных сторон. Что птаха углядела во мраке – неизвестно, но беспокойный гомон стоял до рассвета. Птичьи крики перебудили всю округу. Утром Толстяк-настоятель, который обзавелся ночью темными кругами под глазами, приказал отнести попугая к миссионеру.

Преподобный поблагодарил Хуэйюаня, и монах продолжил:

– А еще наставник просил кое-что вам передать: если вы, преподобный, не знаете, как быть с Брангсером, он может вас выручить.

Предложение было поистине неожиданным. Пока преподобный Кэрроуэй гадал, с чего вдруг ленивые прожорливые монахи по своей воле вызвались ему помогать, Хуэйюань добавил:

– Наставник сказал, что он сделает это ради ваших друзей.

Монах обвел взглядом стойла. Выражение его глаз было до того странным, что животные тревожно завозились на месте.

Преподобный поднял голову.

– И какова цена его помощи?

– Цена все та же, – улыбнулся Хуэйюань, – наставник предлагает вам открыть свою церковь в нашем храме, чтобы все четыре бога были в одном месте.