Зоопарк на краю света

Большую часть суток, включая время на еду и сон, Сяомань проводил рядом с животными. Преподобный несколько раз следил за тем, чтобы Сяомань ложился в кровать, но посреди ночи выяснялось, что ребенка и след простыл. Наутро преподобный обнаруживал его то в слоновьем домике, где мальчик посапывал, обняв хобот Счастливицы, то в вольере Стражника, где он сладко спал, сжав в кулаке львиную гриву. Он полюбил этих зверей, и они отвечали ему взаимностью – и Счастливица, и Стражник, и Талисман, и павианы анубисы считали его своим сородичем. Сяомань подходил к четвероногим друзьям без малейшего страха и общался с ними на смеси непонятных для людей звуков. Объяснить это можно было лишь чудом.

Мальчик заперся в своем собственном мире, куда не было доступа ни одному человеку. Он взял на себя большинство обязанностей и трудился не покладая рук, добросовестно выполняя любые поручения, которые не вынуждали его иметь дело с людьми.

Таким образом, преподобный освободился от тяжелой работы, и у него появилось время на миссионерскую службу. Судя по всему, построить часовню в зоопарке было удачным решением – многие посетители начали выказывать к ней интерес. Преподобный Кэрроуэй заметил, что уже больше десяти человек стали регулярно приходить на его проповеди. Священник оптимистично прикидывал, что такими темпами он еще до Нового года сможет впервые провести таинство причастия.

На досуге преподобный учил Сяоманя основам английского языка и латыни, а еще песням. Мальчик старательно слушал и немного погодя даже стал понимать указания на английском, но сам молчал. Мир людей был для него все равно что дикие гуси, летящие над головой степной лошади, – она, может, замедлит на минуту шаг и поглядит на небо, а все-таки гуси не имеют к лошади никакого отношения.

Сяомань свел знакомство лишь с двумя посторонними – Саран Оюун и Толстяком-настоятелем из храма Ма-вана.

Первая встреча Сяоманя и Саран Оюун выдалась довольно экстравагантной. Девушка приехала в зоопарк, чтобы повидать миссионера, но Сяомань встал в воротах и преградил ей дорогу. По всей видимости, он чувствовал исходящую от шаманки таинственную силу, и это его тревожило. Он принялся рычать на разные лады, по очереди подражая четырем или пяти звериным голосам, чтобы отпугнуть чужачку. Саран Оюун не растерялась, однако ее конь заметался со страху и чуть не скинул всадницу на землю.

Преподобный примчался к воротам, прижал Сяоманя к груди и стал его успокаивать. Саран Оюун была заинтригована; она сняла с себя связку золотых колокольчиков, повесила ее на правое ухо Сяоманя, а затем поцеловала его веки. В воздухе повеяло чем-то необычным, Сяомань зажмурился, беспокойно завертелся и провалился в иллюзорный мир.

Цвета вокруг изменились, как на испорченном негативе. Степь вдали начала деформироваться, словно ее краски утратили силу притяжения. Сяомань поднял голову: по небу, глухо мыча и горько завывая, плыли бессчетные души животных. Постепенно души сливались друг с другом и сплошной серой дымкой уносились на запад.

Далеко-далеко на северо-западе раскинулась огромная низина, посреди которой находилось «море». На его поверхности покачивались темно-зеленые пузыри, превращаясь у берегов в пену костяного цвета. Души спускались с неба, погружались одна за другой в «море» и больше не всплывали наружу. Они уходили в там – так монголы называли ад. Сяоманя захватило мощной волной, и он едва устоял на ногах, чуть было не примкнув к небесной процессии.

К счастью, в этот миг запели золотые колокольчики Саран Оюун – Сяомань обернулся на их звон и увидел, что в Песках все так же незыблемо стоит зоопарк, а на его воротах ярко горит одинокая звезда.

Видение длилось десять минут; наконец Сяомань протяжно выдохнул, резко осел на землю, и его взгляд прояснился.

Саран Оюун хотела показать мальчику настоящую степь, да и только, она никак не ожидала, что ему откроется существование тама. Девушка заявила, что ребенок обладает удивительным талантом – даром общения с природой и как никто другой подходит на роль преемника белой шаманки. Преподобный Кэрроуэй ответил, что все зависит от желания самого Сяоманя, он, преподобный, не будет ни к чему его принуждать. Однако видение перепугало сироту; Саран Оюун не успела и слова сказать, как мальчик вдруг завизжал и бросился наутек. Шаманка лишь невесело улыбнулась.

– Чтобы белый шаман мог поддерживать высшее равновесие между людьми и природой, ему нужно не только острое зрение, но и твердое сердце, – проговорила она. – Дар этого ребенка слишком хорош, до того хорош, что он не в силах с ним совладать.

Сяомань повстречался не только с Саран Оюун, но и с Толстяком-настоятелем. Как-то раз миссионер привел воспитанника в храм Ма-вана; едва Сяомань завидел странную «отражающую стену», его охватило необычайное волнение. Мальчик отбросил руку преподобного, ворвался в павильоны, оглядел со всех сторон каждую статую и даже полез в нишу Покровителя, хорошо еще, оказавшийся рядом Хуэйюань успел вовремя это заметить.