Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

— А что, разве есть выбор? Логика такова, Эйген. Так должно произойти.

— Так должно, так должно, — недовольно проворчал Отт. — Это слишком приблизительная формулировка, Рихард.

— Никакая другая формулировка не подходит, Эйген, — спокойно проговорил Зорге, — нет ее.

— Я сегодня получил телеграмму от Риббентропа. Текст такой: «Предпримите все, чтобы побудить японцев как можно быстрее начать войну против России». — Рот у Отта невольно дернулся. — Посидел бы господин министр на моем месте, быстро бы познал, что такое Япония.

— И что ты ответил ему, Эйген?

Отт сделал рукой вялое движение.

— В конце телеграммы Риббентроп написал: «Наша цель, как и прежде, пожать руку японцам на Транссибирской магистрали еще до наступления зимы».

«Широко шагает господин министр, — мелькнуло в голове у Зорге, — не боится порвать штаны».

— Ну и твой ответ, Эйген?

— Ответ сочиним достаточно обтекаемый, в восточном духе: «Японская армия усердно готовится к неожиданному, но не опрометчивому открытию военных действий против России».

— Хороший ответ, — похвалил посла Зорге.

Ночью Клаузен из съемной квартиры в квартале Асакуса передал в «Мюнхен» информацию о том, что Япония сопротивляется нажиму Германии, не вступает пока в войну и ждет, как будут разворачиваться военные события на западе.

Работающие круглосуточно пеленгующие установки записали передачу, а агенты «кемпетай» засекли, как Макс возвращался на машине домой из района, где была запеленгована радиопередача.

«Японская стороны заняла выжидательную позицию, — сообщал Зорге в Центр, — идут переговоры. Берлин давит, но Токио ждет, как будут развиваться события на фронте. Если будет сдана Москва, то Япония немедленно вступит в войну».

Зорге чувствовал себя по-прежнему плохо — продолжало пошаливать сердце. Только что из плена болезни выбрался Макс, и работа вроде бы пошла — очень не хотелось бы, чтобы она остановилась вновь — на сей раз из-за болезни Рихарда.

Его уже дважды посещал посольский врач, сосредоточенно выслушивал, обстукивал большим костлявым пальцем грудь, измерял давление и произносил глухим бесстрастным голосом:

— Доктор Зорге, у вас усталое сердце. Вы знаете, что такое усталое сердце?

— Догадываюсь.

— Поверьте мне, немолодому человеку — ничего дороже здоровья в жизни нет.

Во время второго визита врача Зорге не сдержался, проговорил назидательно:

— Ну почему же, верная служба фюреру — дороже.

Врач посмотрел на него испытующе и одновременно печально, — седая голова его говорила о том, что он немало повидал на свете, — согласно наклонил голову: Зорге был руководителем отделения нацистской партии в Токио, и спорить с ним на эту тему было опасно. Поправив на себе резиновый шланг фонендоскопа, врач произнес со сварливым смятением:

— Согласитесь, больные люда принесут любимому фюреру пользы гораздо меньше, чем здоровые.

— Согласен, — сказал Зорге. Ему сделалось жаль этого человека. А врач, в свою очередь, жалел его:

— Я старше вас на полтора десятка лет и поверьте, знаю, что говорю. Несколько дней полного покоя вам совсем не помешают, — врач неожиданно усмехнулся и добавил, — молодой человек.

Конечно, этот мудрый доктор прав: уехать на пару-тройку дней на море к рыбаку Муто, подышать здоровым соленым воздухом, побродить по берегу, швыряя в воду плоские голыши, «выпекая блины» и распугивая чаек, — это было бы так к месту… Зорге приложил ладонь ко лбу, к горлу, к груди, к животу, он словно бы ощупывал себя, проверял, крепка ли кольчуга, в которую он мысленно обрядился, и стал ждать, когда в посольство вернется Эйген Отт.

Отт находился в министерстве иностранных дел: четвертого июля сорок первого года он получил новую телеграмму из Берлина — сделать все, чтобы Япония как можно быстрее вступила в войну. Более того, берлинские чинуши дали понять Отту, что Берлин недоволен своим послом.

Вернулся Отт злой, вызвал к себе Рихарда, яростно покрутил головой, Зорге посмотрел на него вопросительно:

— Ну?

— Упаси Господь иметь таких союзников, — дребезжащим, осевшим от переговоров голосом произнес Отт.

— Что делать, Эйген, — успокаивающим тоном проговорил Зорге, — других союзников у нас нет. Ну что, переговоры так и не сдвинулись с места?

— Так и не сдвинулись. Я представляю, что по этому поводу скажут в Берлине.

Зорге сочувственно кивнул. Блицкрига у Гитлера не получилось. В некоторых местах наступление вообще застопорилось, войска топчутся на месте, так что Эйген совсем не виноват в том, что переговоры застыли на нуле.

В ту же пору Зорге узнал, что численность Квантунской армии увеличена, в Маньчжурии построено около трехсот новых аэродромов, все — в непосредственной близости от советской границы; в Корее возвели более пятидесяти аэродромов. Это были плохие признаки. В правительстве Японии по-прежнему шли словесные драки: одни были за войну с Советским Союзом, другие против. Шансы на победу у противоборствующих сторон были фифти-фифти, пятьдесят процентов на пятьдесят. Немцы же совместно с японскими специалистами вели усиленную разведку — постоянно прощупывали нашу границу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза