Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

Поднявшись с земли, он немного постоял, пошатываясь — ловил ногами твердь, наконец поймал и неровной походкой переместился за ограду. Подаренные туфли Аояма держал под мышкой.

В доме Зорге он больше не появился, но нашел способ вывести Исии из-под прикрытия Рихарда — ее специальной бумажкой пригласили в управление «кемпетай». Не подчиниться было нельзя: неповиновение властям в Японии расценивалось как преступление, за это можно было попасть под суд.

В управлении ее провели к начальнику отдела Мацунаге — плотному человеку с желтыми внимательными глазами, наряженному в яркий синий костюм. Мацунага велел Исии сесть на стул, стоявший перед старым, с потускневшим лаком столом, и вытащил из ящика бланк протокола.

Пунктов в протоколе было много — почти тридцать. Мацунага противным скрипучим голосом, лишенным всякого выражения, стал задавать Исии вопросы. Начиная с обычных — где она родилась, кончая необычными — при каких обстоятельствах познакомилась с Зорге? Исии ощущала, как на ее щеки наползал горячий румянец, ей делалось жарко, стыдно, потом жар отступал, и она на несколько минут делалась спокойной, отрешенной от унизительной процедуры, на вопросы отвечала холодно — она вообще будто бы наблюдала за собой со стороны…

Особенно много вопросов было о Зорге, Исии ответила на них достойно, ее ответы понравились начальнику отдела, холодные желтые глаза его неожиданно потеплели, он закончил писать протокол, заставил Исии поставить в конце бумаги, в самом хвосте свой личный иероглиф и произнес сочувственно:

— Вы должны дать письменное обещание покинуть его… и тогда вас можно будет спасти.

В ответ Исии отчаянно замотала головой.

— Я не дам такого обещания. Ни устного, ни письменного. Не хочу, не могу!

Мацунага огорченно вздохнул.

— Тогда через пару дней этот протокол уйдет наверх, к начальству, и вы навсегда будете опозорены презрительным подозрением.

Он так и выразился: «опозорены презрительным подозрением».

— Пусть, пусть, пусть! — с жаром выпалила в ответ Исии. — Но оставить Рихарда я не могу.

О допросе Исии рассказала Зорге, тот, хмурясь, покачал головой.

— «Презрительное подозрение» — типично восточное выражение… Ладно. — Зорге неторопливо раскурил трубку. — Попробуем расколоть этот орешек. Не может быть, чтобы он не поддался. Вечером пойдем ужинать.

— Куда?

— В какой-нибудь небольшой ресторан. Чем меньше там будет народа — тем лучше.

На ужин Рихард пригласил Мацунагу, Аояму и лояльного японца, сочувствовавшего Исии, — Цинашиму, официального переводчика германского посольства. Явились все. Зорге постарался, чтобы стол был накрыт богато и напитки имелись на все вкусы — и японское саке, и германский шнапс, и шампанское для Исии, и сладкий французский ликер к чаю. Когда Мацунага попробовал что-то сказать, Зорге остановил его:

— Для начала выпьем, а уж потом — деловые разговоры.

Выпили много. Зорге просил Мацунагу об одном — чтобы тот разрешил Исии жить с ним в одном доме, под одной крышей. Мацунага, сжав губы, качал головой отрицательно:

— Нет. Нет. Нет.

Зорге продолжал уговаривать его. Мацунага пил все подряд — саке, шнапс, русскую водку, которую Рихард заказал дополнительно, шампанское, ликер, нисколько не пьянел и по-прежнему отрицательно мотал головой. Зорге был терпелив, не отступал от Мацунаги, ждал, когда тот, сморенный напитками, начнет клевать носом.

Мацунага был крепок, не сдавался долго. Наконец он захмелел, оглядел стол осоловелым взором, кивнул, словно бы сам себе давал «добро» на опьянение, речь его сделалась невнятной. Он придвинул Зорге стопку:

— Еще!

В ответ последовал удивленный взгляд, но удерживать пьяного японца Рихард не стал, налил ему водки — водка Мацунаге понравилась больше, чем шнапс, — проговорил вежливо:

— Пожалуйста!

Проглотив водку залпом, Мацунага поморщился — пробрала горечь, — глянул неожиданно ясными глазами на Зорге.

— Еще водки? — спросил тот.

Отрицательно покачав головой, Мацунага внезапно произнес трезвым и чистым голосом:

— Я хочу домой.

— Нет ничего проще, — сказал Зорге, — я сейчас посажу вас на такси. — Помог Мацунаге подняться из-за стола.

Тот, поднявшись, несколько секунд стоял неподвижно, крутил головой, соображая, что же с ним происходит, потом, чтобы не упасть, вцепился руками в спинку стула и едва не переломил ее.

Обхватив Мацунагу за спину, Зорге аккуратно повел гостя к выходу. Исии проводила их встревоженным взглядом — ведь и Зорге был здорово пьян. Аояма также глянул вслед своему шефу озабоченно — никогда не видел его таким. Взгляд переводчика Цинашимы был равнодушен: в своей жизни он повидал всякое. Его больше беспокоила судьба Исии — все-таки она была его соотечественницей. Он наклонился к ней:

— Исии-сан, я очень хорошо отношусь к доктору Зорге, но полиция относится иначе. Вам лучше не бывать у него, иначе полиция «кемпетай» не отцепится от вас.

Исии отрицательно покачала головой:

— Не согласна!

— Я буду защищать вас, поскольку я — японец, — шепот Цунашимы был едва слышен, — но лучше, чем я, вы можете защитить себя сама…

— Как?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза