Зорге. Под знаком сакуры

Всякий разведчик, как известно, обладает повышенным чутьем, исключений нет. Не был исключением и Зорге. Он помял пальцами — грудь, левую сторону, там, где находилось сердце, поморщился — кольнуло сильно, может быть, даже очень сильно, подумал, что надо бы выпить коньяка, коньяк расширяет сосуды, снимает боль, но пить не стал, лишь встревоженно махнул рукой. Вот если бы коньяк снимал дурные предчувствия — тогда другое дело. Куда же подевался Ходзуми Одзаки? Ответа на это не было.

Сердце начало ныть сильнее. Тревогу можно было заглушить только работой (можно, конечно, глушить и выпивкой, но выпивка действует меньше, чем работа, это Зорге уже не раз проверил на себе). Зорге вернулся домой и сел за машинку. Выбрал машинку самую любимую, старую, уже несколько раз побывавшую в починке. Вложил в каретку лист бумаги.

Напечатал полстраницы и остановился — работа не шла. А сердце ныло все сильнее и сильнее. Зорге повалился навзничь на тахту, вытянул ноги в легких домашних туфлях, очень кокетливо сшитых каким-то неведомым мастером, закрыл глаза.

Что он увидел в крутящемся сером мареве, не понял — тут и лица людские незнакомые были, и морды зверей, и городские дома, а потом все исчезло — ничего уже не было видно. Только мелкие рыжие промельки, прохожие на проворные осиновые листки, упавшие с веток в воду, под ними — глубокие фиолетовые тени, и все.

Он поднялся, позвонил Клаузену. Связь была паршивой, словно бы воздух вокруг был наполнен грозовым треском, треск этот сильно искажал голос, рождал дополнительный фон, этакий треск в треске, очень неприятный.

— Ну как, Макс, обстановка? Вороны из «кемпетай» еще не сидят на деревьях? Что видно в окне?

— Ворон нет, — коротко ответил Клаузен.

— Мыши под полом не скребутся?

— Тебе все шуточки… Не скребутся. И писка нет.

Писка нет — это хорошо. Значит, с Максом все в порядке. Пока в порядке. А дальше… Что будет дальше?

На душе становилось все тревожнее.

Помаявшись полчаса, Зорге вышел из дома, сел в нагретую солнцем машину и поехал в город. Пока ехал, обнаружил за собой солидный хвост. На двух больших черных автомобилях. Вроде бы у полиции «кемпетай» больших машин раньше не было. Это что же, выходит, к нему прицепилась всесильная служба «токко»?

Час от часу не легче. Зорге надавил на педаль газа, машина с грохотом влетела в крохотную улочку, застроенную домами с черепичными крышами, вынырнула из нее, Рихард сделал резкий поворот направо, потом еще раз направо и сразу нырнул влево, в небольшой гулкий проулок.

Заглушил мотор. В мгновенно наступившей тишине услышал тонкий стеклистый звук. Это с крыши одного из домов неожиданно посыпалась хрупкая черепица, внизу она в брызги разбивалась о каменную плитку.

Услышал и другое — как неповоротливые машины хвоста пронеслись по улочке, которую он так лихо одолел, и исчезли. Зорге опустил руки, потряс кистями — он словно бы стряхивал с себя усталость.

Выждав несколько минут, он подал машину назад и вернулся в точку, с которой начал свой отрыв.

Вот где пригодились уроки вождения, которые он когда-то получил в автомобильном клубе Чана Кайши. Снова резко надавил на педаль газа и двинулся дальше.

Поправил зеркальце, висящее над головой, вгляделся в него — не появятся ли в нем машины хвоста?

Нет, не появились. Зорге удивленно хмыкнул: слишком легко удалось оторваться от назойливого сопровождения. Но удалось ли?

Это надо было проверить. Он опять нажал на педаль газа, проехал два квартала, свернул в узкую, тесно заселенную улочку, промахнул ее в несколько мгновений, сделал еще один поворот и затормозил у почтового отделения. Во многих почтовых отделениях Токио имелись телефонные аппараты, которыми можно было воспользоваться. Каждый звонок стоил какие-то пустяки, мелочь. Зорге достал крупную бумажную купюру, протянул девушке, сидевшей за столиком дежурного почтаря, та с улыбкой помотала головой:

— На эти деньги можно купить всю почту, господин. Вместе с директором.

Простая фраза, негромкий голос, улыбающиеся глаза подействовали на Зорге успокаивающе. Да и сама обстановка в помещении почты была успокаивающей. Цветы в нарядных горшках, большое тропическое растение, стоящее на полу, названия которого Рихард не знал, с крупными, разрисованными полосами листьями и большой розовой головкой, похожей на цветущую тяжелую шляпу махрового георгина, портреты императора Хирохито на стенах — целых два, на одном портрете император изображен вместе с любимым конем…

Зорге сунул деньги в пиджак, туда, где лежал его дипломатический паспорт, пошарил в брюках, в кармане нашел немного мелочи: этого хватит?

Хватило. Он решил позвонить в контору Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, где Одзаки работал также официально, — как и в аппарате премьер-министра, — был советником, поднял трубку, услышал чистый, не испорченный посторонними звуками гудок, начал решительно крутить диск.

Отозвался ему тоненький женский голосок, почти детский, — ответила секретарша исследовательского отдела компании.

— Скажите, господин Одзаки сегодня случайно не у вас находится? — опросил Зорге.

— Нет.