Зорге. Под знаком сакуры

— Когда он обещал быть?

— Обещал вчера, но что-то не появился. Даже не знаю, в чем дело. Мы ждем его, он нужен срочно…

Эх, знала бы эта крохотная японская женщина, как срочно он нужен Рихарду! Зорге поблагодарил секретаршу и повесил трубку. Тревога, болезненным жестким комком сидевшая внутри, под сердцем, усилилась.

Он вышел на улицу, глянул вверх, на безмятежное осеннее небо. На дворе октябрь, середина осени, а на небе ни одного облачка. Снова стало как летом, в июньскую жаркую пору. На тротуарах люди, все куда-то спешат… А куда, собственно, спешить-то? Они что, скоростью своих шагов стараются продлить жизнь? Может быть. Но может случиться и другое: расстояние, отмеренное им, они проходят быстрее положенного срока и в результате умирают раньше отведенного времени.

Так где же истина? Зорге вернулся в почтовое отделение и позвонил в приемную премьер-министра, попросил к телефону господина Одзаки.

Ответ был жестким:

— Мы его не видели. Ни вчера, ни сегодня, возможно, не увидим и завтра, — после этих слов в трубке раздались гудки отбоя.

Интересно, кто именно отвечал по телефону Рихарду Зорге? Не адъютант ли командующего Квантунской армией?

Зорге стиснул зубы. Неужели случилось самое худшее из того, что могло случиться? Похоже, лицо у Зорге здорово изменилось, раз девушка, сидевшая за столиком, глянула на него испуганно, Зорге успокаивавшее махнул ей рукой и покинул почтовое отделение.

И все-таки не хотелось верить, что произошло самое худшее: так уж устроен человек — до последнего предела он не верит в беду.

На улице пахло цветами. Цветы тут росли, кажется, даже на тротуаре, пробивались сквозь камни и асфальт к солнцу, приветливо кивали своими яркими головками, стремились развеселить хмурых людей, шагавших мимо них.

Перелетая от цветка к цветку, резвились какие-то шмели с басовитыми голосами, — впрочем, может, и не шмели это были, а пчелы, Зорге в них не разбирался.

Он уже был почти уверен в том, что Одзаки арестовали. С другой стороны, вряд ли его могли арестовать без разрешения принца Коноэ… Неужели Коноэ сдал своего верного советника? Зорге прошелся по тротуару, остановился около одного цветочного куста, густо обсыпанного изящными розовыми колобками. Это был осенний сорт — то ли астр, то ли хризантем, то ли еще чего-то, в цветах Зорге, как и в пчелах, также плохо разбирался. Впрочем, если бы это понадобилось для работы, Рихард бы очень быстро научился отличать астры от одуванчиков, а георгины от лесных ландышей… Впрочем, ландыши в Японии, кажется, не растут.

Сев в машину, Зорге медленно покатил по улице, осматриваясь, следя в зеркало, висящее в кабине над головой, за тем, что происходило сзади — не появился ли хвост, потом по поперечному проулку перебрался на соседнюю улицу — соображал, как бы неприметнее доехать до Асакусы — шумного богемного района, где у Мияги была мастерская.

Достиг Асакусы он нескоро — понадобилось двадцать пять минут, время Зорге засек по часам, загнал машину на площадку в двух кварталах от мастерской Мияги и неспешно, помахивая тростью, которую решил взять с собою — удобно отбиваться и от четвероногих, и от двуногих, — зашагал по тротуару.

В Асакусе цветов, как в квартале, где располагалось почтовое отделение, не было, — на тротуар были вынесены вешалки с одеждой, картины и плакаты, деревянные кони, автомобили и верблюды, метлы с бамбуковыми черенками и вечные медные тазы, которые не берет никакая короста, кресла и резные столики, яркие театральные тумбы, украшенные афишами кабаре и увеселительных заведений. В общем, чего только тут ни было. Асакуса в Токио — все равно что Монмартр в Париже. Место многолюдное, горластое, шумное, здесь днем и ночью гремит музыка. Зорге давно бы свихнулся от всех этих звуков — тишины здесь не бывало совсем, — а Мияги, наоборот, чувствовал себя тут, как рыба в воде, ему здесь все нравилось, и в другой обстановке он, наверное, закис бы.

В двадцати метрах от здания, где Мияги снимал мастерскую, располагалось модное кафе, столики его были вынесены прямо на тротуар, между ними шустро сновали две маленькие подвижные японки — официантки. Зорге заказал себе чашку крепчайшего кофе — здесь его умели хорошо готовить, — воздушное пирожное, сделанное из сливок, масла, яиц и рисовой муки, и стал наблюдать за домом, в котором находилась мастерская Мияги.

Собственно, у Мияги там была не только мастерская, художник там и жил, отгородив тонкой стенкой, густо обвешанной картинами, бытовой отсек от студии. Снимать отдельный дом, как Зорге, Иотоку не хотел, да и не всегда хватало денег, он помогал родным, обитавшим на Окинаве, помогал бедным друзьям, которых в Токио у него было предостаточно, — считал, в общем, иены.

Неплохо бы подняться и пойти к Мияги, но что-то удерживало Зорге. Во-первых, у подъезда застыла большая черная легковушка — той же самой марки, что сегодня уже преследовала Рихарда. Хорошо, машин хвоста было две, они мешали друг другу, а если бы была одна? Явно, этот черный легковой вагон принадлежит полиции «кемпетай» или службе «токко».