Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

Начала ныть раненая нога, и эта нудная боль не была реакцией на ухудшающуюся погоду — Рихарда беспокоила судьба Клаузена, Вукелича, Одзаки. Он не верил, что Ходзуми Одзаки, занимающего высокий пост в правительстве, можно так просто, будто обычного гражданина, арестовать… Но тогда куда же пропал Ходзуми Одзаки?

Не знал, но чувствовал Рихард Зорге, кожей чувствовал, что и Ходзуми Одзаки, и Иотоку Мияги, и Бранко Вукелич, и Макс Клаузен тоже находятся здесь, в тюрьме Сугамо, каждый в своей камере, и по Токио идут аресты людей, которые так или иначе причастны к деятельности его группы.

Всего было арестовано тридцать пять человек — полковник Осаки раскручивал это дело на полную катушку, — и раскрутил. Арестованных он разделил на две группы. Одна половина, основная, была названа полковником очень просто, без привычных японских изысков, — «участники группы» (этот термин пошел и дальше и был включен в судебное дело). В число участников входили «главные люди», исполнители, иначе говоря.

Таких в списке Осаки набралось семнадцать человек. Вторая половина — это «пособники группы», второстепенный народ, среди которого можно было встретить даже домохозяек, подметальщиков улиц, как, например, Такэду Фусако, мелких служащих, работников газет… Людей этих объединяло одно — они не хотели, чтобы в Японию пришел фашизм.

Запущенная полковником Осаки машина работала на полную катушку, в тюрьму Сугамо то и дело приезжали черные, страшноватые, словно бы глухо запаянные автомобили, похожие на квадратные консервные банки, привозили арестованных.

Тюремное начальство спешно уплотняло камеры, освобождая места для членов группы Зорге — Осаки дал приказ размещать арестованных только поодиночке и больше никак.

— Иначе они нанесут непоправимый вред Японии, — громко заявил он и предупреждающе потыкал пальцем в воздух.

Веление полковника было выполнено в лучшем виде. Клопы, прописанные в тюрьме Сугамо, только радовались этому: больше народу — больше еды.

Одноглазая крыса сидела в норе долго — изучала нового обитателя совершенно безбоязненно, потом подергала усами, фыркнула и исчезла.

А Зорге прокручивал в мозгу арест в его доме, саму картину — это было очень важно, нужно было также понять, удалось полицейским найти в его бумагах что-нибудь важное или нет? Самое плохое, если будет найдена какая-нибудь случайно завалившаяся за угол стола бумажонка, которую смогут использовать как вещественное доказательство…

Компрометирующих бумаг, шифровок, черновиков телеграмм в Центр, документов и копий с них Зорге старался обычно у себя не оставлять, это слишком опасно. То, что полицейские нашли у него записку на английском языке, еще ничего не значит — очень важно, чтобы они не отыскали такую записку у Клаузена.

Лучше было бы, если б полицейские вообще не нашли радиста Клаузена. Но это, увы, маловероятно. Зорге шевельнулся тяжело, железные кроватные полосы заскрипели под ним ржаво, и из норы тотчас высунулась крысиная мордочка с одним слипшимся глазом, встревоженно зашевелила длинными усами.

Узнав об аресте Зорге, германский посол Отт с кряхтеньем, будто старик, опустился в кресло и неверяще помотал головой:

— Этого быть не может! В мозгах не укладывается!

Стоявший перед столом навытяжку Мейзингер, — лицо бледное, глаза испуганные, опухшие, словно от слез, хотя атташе полиции плакать не умел, — поддакнул:

— У меня это тоже не укладывается в мозгах, господин посол, но… — Мейзингер столкнулся с изучающим взглядом Отта, тот словно бы хотел понять, есть мозги у Мейзингера или нет, атташе полиции развел руки в стороны, — но факт остается фактом…

— Как вы оцениваете эту акцию японских властей, Мейзингер? — спросил Отт.

— Как враждебную, господин посол.

— Верно. Арест Зорге вбивает клин между нашими государствами, Мейзингер. У меня создается такое впечатление, что Япония всячески избегает обострения отношений с русскими, но очень стремится обострить эти отношения с нами… В результате арестовали человека, статьи которого известны всей Германии. Подключите к этому делу Кречмера. У него есть высокие связи в военном министерстве.

Высокие связи Кречмера не помогли — генерал Тодзио, сменивший на посту председателя правительства принца Коноэ, отозвался на требование германского посольства немедленно освободить Зорге неохотно и сообщил, что максимум, чего он может пообещать — встречу сотрудников посольства с Зорге. Это можно будет сделать через неделю — двадцать пятого октября.

— Совсем обнаглели обмельчавшие самураи, — вскипел Отт, — имя Зорге хорошо известно и Гитлеру, и Гиммлеру, и Геббельсу, и Риббентропу… Обмельчали, обмельчали самураи.

— Я думаю, они ведут свою игру, — проговорил Кречмер задумчиво, — выколачивают из Рихарда какое-то, очень нужное им признание…

— А какое признание им нужно? — быстро спросил Отт.

Кречмер выразительно приподнял плечи.

— Если бы я знал, господин посол.

— А если пораскинуть мозгами?

В ответ Кречмер медленно покачал головой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза