Зорге. Под знаком сакуры

— Вы, товарищ Ивановский, не ругайте меня, — попросила Катя, — задание срочное, а у меня сразу в двух бригадах заболели бригадиры — простуда достала.

— Бывает. — Хозяйственник на прощание тряхнул Кате руку и покинул цех.

В новую комнату Катя Максимова переехала в марте, тринадцатого числа. Чертова дюжина не испугала ее. Старую мебель она оставила в Нижне-Кисловском, сделала это, правда, с сожалением: слишком много воспоминаний было связано с этими вещами — со шкафом, двумя этажерками, круглым столом, над которым обычно очень низко нависал шелковый выцветший абажур, покрытый рисованными цветочками, с разваливающимся диваном, обитом вытершейся тканью под названием «бобрик», — но старая мебель, во-первых, никак не состыковывалась с новой — она была из прошлого века, во-вторых, она просто не вмещалась в комнату на Софийской набережной, в-третьих, очень уж была облезлая…

Катя поплакала-поплакала немного — так устроена женская душа, да и вообще так положено, — и оставила мебель в подвале. Даже занавески, еще очень годные, оставила, вот ведь как. С собой забрала постельное белье, пахнущее чистотой и травами, — она закладывала в белье метелки полыни и чернобыльника, книги — и свои собственные, и книги Ики, в основном на немецком языке, еще забрала статуэтки, которые ей привозил из-за рубежа муж. Большинство из них были очень изящные, занятные. Для статуэток Катя заказала специальную полку наподобие музейной и попросила застеклить ее.

Стоило потом Кате только взглянуть на эту выставку — хотя бы мимолетно, — как перед ней обязательно возникал человек, которого она любила.

Новое жилье даже в сравнение не шло с той подвальной комнатой, что осталась в Нижне-Кисловском переулке: та комната и эта находились в разных измерениях.

Токио все больше и больше нравилось Зорге, город этот не был похож ни на Шанхай, ни на Нанкин, ни тем более на европейские столицы Берлин и Париж.

Высокие здания в Токио имелись только в центре, в районе Маруноуци, еще в Гинзе, где можно было купить что угодно, от красного бриллианта, добытого в африканских копях, до свежего парижского паштета «фуа гра», приготавливаемого из печени циррозных гусей, и подлинников Гойя; остальные улицы состояли в основном из двухэтажных деревянных зданий, обнесенных глухими заборами. Тротуаров на улицах не было, тротуары — это непозволительная роскошь в городе, которому не хватает места.

А высокие здания в Токио не строят не потому, что не могут или нет умения, техники и рук — из-за частых землетрясений, таких частых, что каждый день их регистрируют не менее пяти, иногда — больше… Случались на островах и страшные землетрясения, но японцы не любят рассказывать о них. Даже величественное здание императорского дворца имеет всего три этажа.

Рихард чувствовал, что он все более и более прикипает сердцем к этому городу, островная столица вошла в его душу точно так же, как и Франкфурт, Москва, Берлин… Впрочем, Шанхай, в котором он провел несколько лет, так же прочно сидит у него внутри. Больше всего Рихарду хотелось побывать в домах-малоэтажках, расположенных в проулках, которые даже не имеют названий — интересно, как же в них разбираются почтальоны? — понять, какую часть души японец отводит своему дому, а какую — работе.

Пару раз он уже бывал в гостях в таких домах: один раз у журналиста, который показался Зорге подозрительным, очень уж «специфические» вопросы интересовали его; второй раз у разорившегося фабриканта, собравшегося переезжать в Европу… В общем, оба посещения были неудачными.

И все-таки Рихарду стало понятно, что каждый японский дом, даже самый крохотный, сложенный из спичечных коробков, обязательно имеет свой сад, где растут маленькие — если нет места, а ежели есть место, то настоящие яблони, дающие вкусные золотистые плоды, просвечивающие буквально насквозь, черешни и груши; сад — это обязательный атрибут всякого японского дома. И если места есть немного побольше, то настоящий японец не откажет себе в удовольствии посадить пару карликовых сосен, дающих в жаркую пору тень и терпкий смолистый дух, полезный для легких, а в мокрую погоду хорошо защищающих от влаги — и зонта не надо… Место здесь определяет все, даже количество птиц, которые будут петь в таком миниатюрном саду.

Некоторые японцы умудряются на крохотных участках земли проложить водные артерии с береговыми зарослями и соорудить озера, в которых водится рыба. Правда, воды в таких озерах бывает не больше, чем в обычном ведре, вытащенном из колодца, но зато радости, радости… Иногда столько радости не приносит даже настоящий водоем.

Порой изобретательные хозяева строят на своих наделах гроты, а то и целые пещеры, разводят зверей… За каждым забором обязательно скрывается свой интересный мир, проникнуть в который иностранцу бывает очень трудно, почти невозможно.