Зорге. Под знаком сакуры

Оба раза он засек машину недалеко от дома, где жил Макс Клаузен, оба раза на одном и том же месте — машина неспешно двигалась по узкому, тесно обсаженному цветами проулку, над которым невесомыми перьями взметывались бабочки. Идти на малой скорости машине было трудно, она начинала подвывать перегревавшимся мотором и глухо щелкала вращающимся ободом пеленгатора. Зорге посмотрел на часы — и в первый раз, и во второй машина прощупывала эфир неподалеку от квартиры Клаузена в «нерабочее» время, часы радиосвязи еще не наступили.

Макс в эту пору запросто мог находиться в каком-нибудь шалмане, в «Голодной утке» или «Ржавом гвозде» — пивнушках, открытых его друзьями, предприимчивыми голландцами — их в последнее время в Токио появился целый выводок, — либо в ресторане «Свет луны, льющийся на распустившуюся хризантему» — где угодно, словом, но только не дома. На сердце было тревожно.

Нужно будет в ближайшее время собрать группу. Всех, конечно, призывать не надо, это около четырех десятков человек (общие сборы вообще противоречат законам разведки), а боевую пятерку надо. Это просто необходимо. Макс, Бранко, Мияги, Ходзуми Одзаки, сам Рихард… О появившемся пеленгаторе должны знать все, вся группа.

Оба раза Зорге проводил неуклюжую, схожую с черепахой машину недобрыми глазами — хлопот эта черепаха может доставить много.

Насколько он знал от Отта, скоро должна будет прийти вторая такая машина, более усложненная, произведенная там же, на «Сименсе». А это означает, что работать станет опаснее как минимум в два раза.

Отт хвастал Зорге:

— Мы поставляем нашим японским друзьям самое лучшее, что есть в Германии, последний писк технического совершенства. — Отт не удержался, самодовольно пыхнул сигарой — в последнее время он пристрастился к кубинским сигарам, доставляли ему их прямо из Гаваны через тамошнего посла, — окутался душистым сиреневым дымом. — Думаю, что и месяца не пройдет, как наши японские друзья при их цепкой хватке обнаружат негодяев…

— Я в этом просто уверен, экселенц.

— Экселенц, — Отт хмыкнул, — слишком рано, мой друг, ты начал двигать меня на повышение.

— У меня легкая рука, Эйген, ты это знаешь. Если я что-то замышляю — обязательно сбывается.

— Я верю в твою легкую руку, Рихард. Пока японцы работают без нашего инструктора, но скоро он прибудет… Мне сообщили — командирован к нам на месяц. Надо полагать, за месяц он сумеет натаскать здешних чистильщиков эфира…

— Интересно, кто же может замусоривать тут эфир?

— Скорее всего, американцы, — убежденно произнес Отт, вновь окутался душистым сиреневым дымом. — Сами Японские острова с их каменьями и карликовыми соснами для янки ничего особого не представляют, а вот в стратегическом плане очень даже им привлекательны. Япония — место, отмеченное Богом.

Сигара в руке Отта замерцала слабо — утеряла свою силу, попал неудачный табачной листок, фыркнула, полковник энергично почмокал губами, и над его головой вновь, будто нимб, поднялось розовое облако.

— Но главное не это, Рихард, — заметил он, — главное — мы находимся на пороге великих событий… Принц Коноэ ушел, здешним военным никто уже не будет мешать…

Это была правда — Коноэ покинул свой кабинет, с уходом принца и его правительства ослабевали возможности добывать информацию высшей пробы.

Японо-германский пакт, заключенный в Берлине 25 ноября 1936 года, давал свои плоды: Япония стала усиленно щелкать зубами. Звук был громкий, никакими глушилками не придавишь. Дух войны витал в воздухе. В Европе, на Западе, тоже все здорово дымилось… Генерал Хирота, больше собственного дома и жены любивший дым, грохот, искры, пламя, дух жареного мяса и крики боли, смрад сожженных домов, потирая руки, готовил нападение… Вот только куда, на кого? Не на Европу же! Скорее всего, на Китай.

Но не только Китай являлся достойной целью для Японии.

А Европу трясло. По команде начальника радиостанции порта Сеута, расположенного в испанском Марокко, у Гибралтарского пролива, была передана в эфир фраза, звучавшая романтично, безобидно, но вскоре обретшая зловещий смысл: «Над всей Испанией безоблачное небо».

Кварталы Мадрида, Барселоны, Гвадалахары, Харама заволокли черные маслянистые клубы — всюду дым, дым, дым, кричащие люди, стук пулеметов и снова дым. Когда Зорге представлял себе, что ныне происходит в Испании, то невольно передергивал плечами: человек к боли и горю никогда не привыкнет…

Стало известно имя главного мятежника Испании — генерал Франко. За спиной у Франко стояли две страны: Германия и Италия. В Берлине спешно состряпали штаб помощи Франко во главе с толстяком Герингом, в Италии штаб возглавил сам Муссолини, решивший послать в испанское пекло четверть миллиона человек.

Антифранкисты попросили Францию, чтобы та помогла им, затем США и Англию, но те счистоплюйничали и сделали вид, что им не до Испании — надо готовиться к уборке фруктов и празднику поедания индюшек… Что может быть главнее этого дела? Не Испания же с ее недозрелыми маслинами.