Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

Он побывал на двух концертах Исии, подарил ей два ведра цветов, — китайцы обычно обращающиеся с цветами осторожно, в Гонконге продавали их ведрами, в результате номер Исии Ханако оказался засыпан цветами, а отельные слуги, наряженные в синие симпатичные костюмы, встречаясь в многочисленных коридорах, почтительно склоняли перед Исии голову:

— Богиня!

Море с силой врубалось в сушу, отгрызало от нее куски тверди, заваливало и уносило к горизонту большие, с оборванными кривыми корнями деревья. Зорге каждый день прогуливался по берегу, останавливался у лавчонок, где продавались старинные китайские вещи — мятые «вечные узлы», зеленоватые камни счастья, на деле оказывавшиеся обычным халцедоном, монеты разных провинций (всякий, даже очень маленький мандарин-начальник, живущий вне Нанкина или Пекина, стремился выпустить собственные денежки), парные скульптуры львов — одного бронзового львенка держать в доме было нельзя, гравюры и потрепанные книги…

В одном из кривых проулков, выходящих к морю, Зорге нашел шалман, покрытый длинными листами шифера, вход украшала простенькая вывеска «Цзяоцзы».

Зорге не знал, что такое «цзяоцзы», но заглянув в шалман, насквозь пропитанный сочным вкусным духом, быстро сообразил, что это такое.

«Цзяоцзы» в переводе на русский — пельмени. В Китае в ресторанах обычно подают три-четыре сорта пельменей, в России — один, в Японии — два вида (сортов же много): вареные и жареные пельмени; еще пельмени есть в Средней Азии — например, в Афганистане, есть у узбеков, но Зорге там не бывал, не знал, что это такое; в этом же шалмане, — кстати, очень чистом, — готовились, кажется, все пельмени сразу: и китайские, и японские, и среднеазиатские, и русские. Зорге даже восхищенно поцокал языком. Он решил привести в шалман Ханако — ей тут будет интересно.

Поскольку шалман был пуст, Зорге постучал костяшками пальцев по косяку двери. На стук из-за бамбуковой занавески выглянул хозяин — крохотный старичок, одетый во все белое, с морщинистым улыбчивым лицом. Этакий живой божок.

— Сколько сортов «цзяоцзы» вы выпускаете? — спросил Зорге.

— М-м-м, — старичок наморщил лоб, — трудно сказать. Сортов тридцать выпускаем точно. По за-ка-зу. — Он поднял указательный палец. — Мы даже можем приготовить пельмени, которые хвалил в своих записях венецианский купец Франческо ди Марко. У нас есть рецепт.

Образованный, однако, шалманщик.

— Ну и как, купеческие пельмени вкусные?

Старичок отрицательно покачал головой:

— Нет, шанхайские лучше.

— Я буду у вас завтра в обед. — Зорге оглядел убранство шалмана: не испугает ли оно Исии? — И повторил: — Буду у вас в обед. С дамой.

— Какие пельмени вам приготовить?

— Китайские… — Зорге взял со стола меню, глянул в него, — эти вот, «чженцзяо» называются, приготовьте также японские «гедза», русские классические пельмени…

Старичок поклонился Рихарду:

— Это пельмени из трех видов мяса.

— И… и итальянские равиоли. Больше мы не одолеем.

Вновь поклонившись гостю, старичок гостеприимно обвел рукой пространство шалмана.

— Ждем вас. — Затем спросил: — А пельмень с сюрпризом приготовить?

— С сюрпризом?.. — Зорге удивился. Впрочем, чего тут удивляться? Восточный люд до сюрпризов всегда был охоч и изобретателен. Иной сопливый мальчишка может в ладони растворить кусок золота и превратить его в ртуть. Может, взяв из лукошка куриное яйцо, сварить его прямо на столе без всякой воды. Может поставить на физиономии почтенного господина жирное пятно. Не прикасаясь к нему… И так далее. И все эти розыгрыши называются сюрпризами. В Германии Рихард подобные фокусы видел — гастролеры-индусы демонстрировали.

— Давайте сюрприз, — сказал Зорге. — Колдовать так колдовать. — Слово «колдовать» он произнес по-английски, и старичок не понял его, улыбнулся вежливо.


Простое убранство шалмана не испугало Исии. Скорее наоборот. Она огляделась с улыбкой и потерла пальцем нос.

— Здесь все очень по-домашнему, — сказала она, — мне такие места нравятся. — Снова потерла нос, пояснила неожиданно: — Говорят, чтобы таких добрых мест было больше, надо обязательно тереть нос.

Старичок усадил их за столик у окна — это было лучшее место в шалмане. В окно была видна неспокойная морская синь — чернильные глыбы воды с белыми шапками пены.

— Не забудьте про сюрприз, — напомнил старичок, предупреждающе поднял сморщенный указательный палец, — в одном из пельменей обязательно попадется серебряная монетка.

Монетка была крохотная, как рыбья чешуйка — плоская, невесомая, занятная.

— Серебро считается в Гонконге символом здоровья и удачи, — пояснил старичок. — Но прежде всего — символом чистоты.

— А белый цвет? — спросила Исии.

— Белый цвет тоже символ чистоты, только более низкого значения. — Старичок деликатно улыбнулся.

Монетка досталась Исии в квадратных пельменях, которые старичок подавал последними — в пельменях равиоли по-лигурийски.

По части начинки старичок гурман превзошел самого себя: в начинку равиоли входили говядина, постная телятина, телячьи мозги, зобные железы утки, костный мозг, огуречная трава, латук, куриные яйца и хлебный мякиш.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза