Одним из первых, к кому заглянул Мейзингер, был Зорге — Рихард не ожидал этого, в своем кабинете он готовил материал для Отта, — тут открылась дверь, без скрипа и без стука, и на пороге возник широкий в плечах и груди человек в просторном черном костюме, скрывающем недостатки фигуры, и прежде всего — растущий живот. В журналистской среде людей с такой конструкцией тела называли «пивным брюшком». Вошедший был типичным «пивным брюшком».
Рихард сразу догадался, кто это.
— Вам привет из Берлина, герр Зорге, — неожиданно тонким, каким-то пацанячьим голосом произнес Мейзингер, — от Юргена Шильке.
— О-о, спасибо, — Зорге сделал обрадованное лицо, — большое спасибо! Где он сейчас, старина Юрген? Давно с ним не общался.
— Он сейчас важный человек в аппарате правительства, практически второе лицо после самого Функа.
Зорге расплылся в широкой улыбке.
— Я очень рад за Юргена, он этого достоин.
— Я тоже рад. И с вами рад познакомиться. Юрген много рассказывал о вас.
— Мы с ним вместе были на фронте.
— Да-да, именно о фронте он и рассказывал. Славный человек — Юрген Шильке.
Рихард вышел из-за стола и крепко пожал руку Мейзингеру.
— Вечером, когда вы освободитесь, мы продолжим этот разговор в каком-нибудь уютном местечке, — сказал Зорге. — Таких мест в Токио очень немного.
— Да я, считайте, доктор Зорге, уже свободен, — неожиданно тонко захохотал Мейзингер, и Рихард еще раз удивился: как может быть у такого представительного господина такой школярский голосок? Мейзингер развел руки в стороны, будто хотел обнять собеседника.
Зорге деликатно увернулся,
— Герр Мейзингер, готов выпить хоть сейчас, но не могу — мне предстоит работа с послом.
— Зовите меня просто Йозеф, — сказал Мейзингер, — я думаю, мы с вами подружимся.
Рихард приветственно поднял руку — этого здоровяка надо было остановить.
— До вечера!
Он опоздал на обед к Отту на несколько минут. Тот уже сидел за столом, но ни к жареному мясу, ни к яичнице, ни к холодным закускам не притрагивался, вид у генерала был очень озабоченный.
— Что-то случилось, Рихард?
— Да Мейзингер забегал знакомиться.
— Болтливый человек, но… — Отт поднял правую руку, выкинул указательный палец, будто дуло пистолета, — но никогда ничего лишнего не скажет и сам засечет все, что будут говорить другие. Даже в пьяном виде. Такие люди опасны.
— Я это хорошо знаю, Эйген. Сталкивался с ними.
Отт поднял кофейник, наполнил свою чашку, налил кофе в чашку Зорге.
— Давай подкрепимся, — просто сказал он, — дел у нас с тобою, Рихард, по макушку. И все дела — великие. — Отт снова потыкал в воздух указательным пальцем. — Мы только что взяли Данию, — неожиданно сообщил он.
— Не понял, господин посол… Как?
— Ну как берут государства великие полководцы? Без единого выстрела, внезапно. А наш фюрер — великий полководец.
Зорге в ответ только головой покачал. Отт насторожился.
— Ты чего, не согласен со мною?
— Согласен, согласен, — успокаивающе произнес Зорге, — фюрер — потрясающий стратег, он все видит наперед. Дания ему, по-моему, не нужна.
— А что нужно? — Отт насторожился еще больше, отставил в сторону чашку с кофе. От неожиданности он даже забыл забелить кофе сливками.
— Франция и только Франция. Мы же в прошлый раз обсуждали это…
— Франция, Франция, — забормотал Отт заведенно, поднялся, подошел к карте Европы — у него теперь везде, даже в столовой, — висели географические карты — пока Европы, но Отт верил, что настанет время, и очень скоро настанет, когда карту Европы заменит карта мира. — Франция…
Понятно было одно — затевается большая драка, которая проглотит десятки миллионов жизней. И фюрер теперь будет отчаянно давить на Токио, требовать, чтобы Япония вступила в военные действия. Против кого будут направлены эти действия — ежу понятно: против советской России, и прежде всего против нее.
Фюрер очень нагло поставил на колени Австрию, объявив ее чуть ли не германской областью, потом отнял у Чехословакии Судеты… Когда у него спросили, зачем ему Судеты, он в ответ зашелся в крике:
— Там проживают немцы. Я должен их защищать.
На защиту чехов и их интересов поднялись Англия и Франция — они были союзниками Чехословакии.
Гитлер сделал обиженное лицо — чуть не заплакал, как рассказывали свидетели, — и заявил, придав руку к груди:
— Судеты — последнее территориальное требование в Европе, которое я выдвигаю.
Но это было совсем не последнее требование: зубов у фюрера было много, и каждый зуб хотел что-нибудь укусить. Гитлер потребовал, чтобы поляки отдали ему город Данциг.
— Данциг — это часть Германской империи, — патетически произнес он.
Съев Данциг, фюрер этим, как известно, не ограничился, а очень быстро съел всю Польшу. И теперь вот двинулся дальше.
По поводу того, что Польша — независимое государство, с которым нельзя обходиться, как с какой-нибудь страной Ананасией размером шесть шагов на восемь, попробовала высказаться Англия, но Гитлер жестоко пресек всякую «вольнодумную болтовню»: в тот же день немецкая подводная лодка потопила английский пассажирский пароход «Атения».