Зов Ктулху

Леграсс имел небольшое преимущество над профессором Уэббом, поскольку некоторые из пленных метисов заявили, что старшие священники раскрыли им, что значат эти слова. Фраза, как было указано, выражала нечто вроде:

В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху спит и видит сны.

Тогда, в ответ на всеобщее и убедительное требование, инспектор Леграсс изложил, как мог полно, свою историю знакомства с болотными служителями, поведав историю, которой, как я вижу, мой дед придавал существенное значение. История эта воплощала дичайшие из чаяний мифотворцев и теософов и обнажала поразительную степень космического воображения среди таких полукровок и парий, у каких ожидать хотя бы его наличия можно было менее всего.

1 ноября 1907 года в полицию Нового Орлеана поступили отчаянные вызовы с болот и лагун на юге. Тамошние поселенцы, преимущественно примитивные, но добродушные потомки людей Лафита[9], оказались во власти крайнего ужаса, настигшего их в ночи. Дело было в вуду, несомненно, но вуду более ужасного толка, нежели им доводилось встречать; некоторые из их женщин и детей исчезли с той поры, как зловещий тамтам стал беспрерывно стучать в дали черных дремучих лесов, куда никто из местных не отваживался ступать. Оттуда слышали истошные крики и душераздирающие вопли, леденящее душу пение и пляшущие языки дьявольского пламени; всего этого, добавил перепуганный уведомитель, люди более не могли выносить.

Итак, отряд из двадцати полицейских, вместившихся в два экипажа и автомобиль, двинулся в путь поздним вечером, взяв с собою дрожащего поселенца в роли проводника. Когда дорога стала непроходимой, они спешились и еще несколько миль пробирались в тишине через жуткие кипарисовые леса, где никогда не рассветал день. Их окружали уродливые корни и зловредные висячие силки испанского мха, а попадавшиеся время от времени груды сырых камней или обломки гниющих стен своим ощущением мрачного присутствия усиливали гнетущее чувство, создаваемое совокупно всеми деформированными деревьями и грибковыми островками. Наконец показалось поселение, это была жалкая кучка хижин, и жители в истерике повыбегали, чтобы обступить наряд с качающимися фонарями. Приглушенный стук тамтамов был слабо слышен далеко впереди, а ветер, сменяя направление, приносил крики, что раздавались через длительные промежутки, и от них стыла в жилах кровь. Красноватое свечение также, казалось, сочилось сквозь бледный подлесок за бесконечными аллеями ночной чащи. Не желая вновь остаться в одиночестве, каждый из перепуганных поселенцев наотрез отказался хоть на дюйм приближаться к месту нечестивого поклонения, ввиду чего инспектору Леграссу и его девятнадцати коллегам оставалось без проводников нырнуть в черные аркады ужаса, куда ни один из них прежде не ступал.

Местность, куда вошла полиция, традиционно пользовалась дурной славой и, по существу, была не изучена и нехожена белыми людьми. Ходили легенды о потайном озере, которого не видел никто из смертных и где обитал громадный бесформенный белый полип со светящимися глазами; а еще поселенцы шептались о дьяволах с крыльями, как у летучих мышей, что вылетали из подземных пещер и вели свои полуночные служения. Они говорили, что это происходило еще до д’Ибервиля[10], до Ла Саля[11], до индейцев и даже до благодатных зверей и птиц этих лесов. Это был сущий кошмар, и увидеть его было равносильно тому, что умереть. Но оно навевало сны, и людям этого было довольно, чтобы держаться подальше. Настоящая оргия вуду велась в действительности на самой окраине этой презренной области, но даже окраина была достаточно отвратительна; возможно, поэтому само место служения испугало поселенцев сильнее поразительных звуков и происшествий.

Только поэт или сумасшедший сумел бы оценить по достоинству звуки, которые слышали люди Леграсса, пока пробирались сквозь черную трясину навстречу красному сиянию и приглушенному стуку тамтамов. Бывают звуковые характеристики, свой ственные людям, а бывают – свойственные зверям, и ужасно слышать, как один источник переливается в другой. Животная ярость и оргиастическая разнузданность взвились до демонических высот, завывая и вопя в экстазе, что рвался наружу и разлетался эхом по ночному лесу, точно буря, несущая заразу из адских бездн. Временами беспорядочные завывания прекращались, и то, что представлялось слаженным хором хриплых голосов, разражалось напевом той гадкой обрядовой фразы:

Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!

Вскоре, добравшись до места, где поредели деревья, полицейские вдруг увидели само зрелище. Четверо из них пошатнулись, один потерял сознание, а двое сотряслись в неистовом крике, который, на счастье, был заглушен бешеной какофонией оргии. Леграсс плеснул болотной водой в лицо павшему без чувств, пока все стояли и дрожали, почти войдя в гипноз от ужаса.