Зов Ктулху

На естественной прогалине посреди болот располагался поросший травой остров площадью примерно в акр[12]; здесь не росло деревьев и было относительно сухо. На нем скакала и извивалась неописуемая орда до того ненормальных представителей человечества, что изобразить их сумел бы лишь Сайм[13] или Ангарола[14]. Безо всякой одежды, это гибридное отродье вопило, ревело и корчи лось вокруг чудовищного кольцеобразного костра, в центре которого, виднеясь в редких разрывах пламенной завесы, стоял великий гранитный монолит порядка восьми футов в высоту, а на его верхушке, несоразмерная в своей миниатюрности, покоилась зловредная резная статуэтка. На виселицах, широко расставленных через равные промежутки вокруг опоясанного пламенем монолита, головой вниз висели причудливо обезображенные тела беспомощных поселенцев, что пропали ранее. Внутри же этого круга скакало и голосило кольцо служителей, двигаясь своим множеством слева направо в нескончаемой вакханалии между телами и огнем.

Быть может, лишь игра воображения и отголоски звуков побудили одного мужчину, впечатлительного испанца, представить, будто он слышит антифонные ответы на обряд из какой-то далекой неосвещенной точки в глубине леса древних ужасов и легенд. Этого мужчину, его звали Джозеф Д. Гальвес, я позднее встретил и опросил; выяснилось, что он крайне впечатлителен. И вправду он дошел до того, что намекнул на слабое хлопанье крупных крыльев, блеск горящих глаз и гороподобную белую громаду за самыми дальними из деревьев, но я полагаю, он просто чрезмерно наслушался местных суеверий.

Однако смятение обомлевших полицейских выявилось сравнительно недолгим. Долг стоял у них превыше всего, и хотя толпа включала около сотни пляшущих метисов, полиция, положившись на свое огнестрельное оружие, решительно бросилась в гущу тошнотворного собрания. Возникший в следующие пять минут гам и хаос не поддается описанию. Последовали яростные удары, выстрелы, метания прочь; но в итоге Леграсс сумел насчитать сорок семь строптивых пленников, которых он заставил спешно одеться и выстроиться в линию между двумя рядами полицейских. Пятеро служителей пали замертво, а двоих, получивших тяжелые ранения, унесли на смастеренных наспех носилках их плененные товарищи. Изваяние с монолита Леграсс, конечно, осторожно снял и забрал с собой.

После напряженного и утомительного перехода осмотр в участке показал, что все заключенные оказались людьми самого низкого происхождения, смешанной крови и нарушенной психики. Большинство были моряки, а горстка негров и мулатов – в основном выходцев из Вест-Индии и португальцев с Бравы, что среди островов Кабо-Верде, – придавала вудуизму разнородный окрас. Но прежде чем были заданы многочисленные вопросы, стало очевидно, что здесь причастно нечто куда более глубокое и древнее, чем лишь негритянский фетишизм. Какими бы выродившимися и невежественными ни были эти существа, они с удивительной слаженностью придерживались основополагающей мысли своей отталкивающей веры.

Они заявили, что поклонялись Великим Древним, которые жили за многие эпохи до человека и явились на молодую планету с небес. Теперь этих Древних не стало, они ушли в глубь земли и под толщу морей, однако их мертвые тела поведали свои тайны первым людям, придя в их сны, и эти люди основали культ, который никогда не затухал. Этот самый культ, скрытый в далеких пустошах и мрачных краях по всему свету, сказали пленники, был всегда и всегда будет – до тех пор, пока великий жрец Ктулху не поднимется из своего темного дома в могучем городе Р’льехе под водой, дабы вновь вершить свою власть над землей. Однажды, когда звезды соблаговолят, он издаст зов, и его тайные приспешники будут готовы его освободить.

А до тех пор более говорить ничего было нельзя. Некоторые тайны даже под пытками оказалось не выведать. Человечество было отнюдь не одиноко, и на земле существовали иные сознательные создания, ибо из тьмы выходили образы, чтобы явиться к немногим из тех, в ком сильна вера. Но эти образы – не Великие Древние. Ни один человек никогда не видел Древних. Резной идол отождествлял великого Ктулху, но никто не мог утверждать, выглядели ли и другие в точности, как он. Никто ныне не мог прочесть старые письмена, зато из уст в уста передавались слова. Ритуальное песнопение не причислялось к загадкам – о тех никогда не говорили вслух, а лишь шептались. Напев означал только: «В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху спит и видит сны».

Всего двое из заключенных были признаны достаточно вменяемыми, чтобы отправиться на виселицу, а остальных поместили в различные учреждения. Каждый отрицал свое участие в обрядовых убийствах и утверждал, что они были совершены Чернокрылыми, которые явились к ним из незапамятного сборного места в дремучих лесах. Но связного отчета об этих таинственных союзниках получить не удалось. То, что полиция сумела вытащить, большей частью поведал чрезвычайно старый метис по имени Кастро, который утверждал, что плавал в дивные порты и говорил с бессмертными предводителями культа в горах Китая.