Зов Ктулху

Вскоре моя жена услышала любопытную новость от подруги, одной из тех, что порвали отношения с семьей Дерби. Она прогулялась в конец Хай-стрит, чтобы заглянуть к супругам, и увидела машину, рванувшую с подъездной дорожки. За рулем маячило самоуверенное, едва ли не ухмылявшееся лицо Эдварда. Она позвонила в дверь, и отвратительная девчонка сказала ей, что Асенат тоже нет, но, уходя, женщина окинула дом взглядом. В одном из окон библиотеки она заметила быстро исчезнувшее лицо, в чертах которого прочла воистину неописуемые боль и поражение, тоску и отчаяние. Невероятно, но это было лицо главы семьи, Асенат, и все же гостья могла поклясться, что смотрела в печальные, заплаканные глаза бедного Эдварда.

Он стал заходить ко мне чуточку чаще, а его намеки постепенно сделались более определенными. Эдвард говорил о вещах, в которые невозможно было поверить даже в древнем, овеянном легендами Аркхеме, но излагал свою темную историю так искренне и убедительно, что я начал бояться за его рассудок. Он рассказывал об ужасных сборищах в заброшенных местах, о циклопических руинах в сердце мэнского леса, где огромные лестницы ведут в глубины кромешных таинств, о сложных углах, позволяющих проникать сквозь незримые стены в другие области времени и пространства, об ужасных обменах личностями, позволявших исследования в отдаленных и проклятых местах – в иных мирах и континуумах.

Иногда он подтверждал некоторые из безумных намеков, показывая вещи, ставившие меня в тупик, – странно окрашенные предметы с неясной текстурой, не похожие ни на что на земле, безумные изгибы и плоскости которых не служили какой-либо ясной цели и не следовали законам геометрии. Эти артефакты, говорил он, явились «извне», и его жена знала, как достать их. Порой, но всегда в расплывчатых, полных страха выражениях, Эдвард шептал о старом Эфраиме Уэйте, которого в прежние дни не раз видел в университетской библиотеке. Эти высказывания были смутными, но всегда касались одного чрезвычайно ужасного вопроса: умер ли на самом деле старый колдун – духом и плотью?

По временам Дерби обрывал свои истории, и мне оставалось гадать, могла ли Асенат слышать его речь на расстоянии и закрывать ему рот благодаря какому-то особому виду телепатического месмеризма, вроде таланта, который она демонстрировала в школе. Конечно, Асенат подозревала, что он откровенничает со мной, ибо в следующие недели пыталась остановить его визиты словами и взглядами, полными необъяснимого могущества. Лишь с огромным трудом ему удавалось выбраться ко мне – даже если он притворялся, что идет куда-то еще, некая незримая сила сковывала его или заставляла на время забыть о пункте назначения. Обычно Эдвард заглядывал к нам, когда Асенат уходила – «уходила в своем теле», по его странному выражению. Она всегда узнавала об этом позже – слуги следили за его прогулками, – но, видимо, не находила оснований для каких-то решительных действий.

IV

Со свадьбы Дерби прошло уже более трех лет, когда одним августовским днем я получил телеграмму из Мэна. Мы не виделись уже пару месяцев, но, как я слышал, он уехал по делам. Асенат, предположительно, была с ним, хотя глазастые сплетницы поговаривали, что кто-то затаился в их доме на втором этаже за дважды занавешенными окнами. Они видели, сколько покупок делали слуги Дерби. А теперь начальник полиции Чесункука прислал мне телеграмму, в которой говорилось о грязном безумце, выбравшемся из леса, вопившем всякую жуть и призывавшем меня на помощь. Это был Эдвард. Он едва смог вспомнить наши имена и мой адрес.

Чесункук лежит на краю самых диких, обширных и наименее обследованных лесов в Мэне. Чтобы добраться туда на машине, мне понадобился целый день лихорадочной тряски среди жутких и фантастических пейзажей. Я нашел Дерби в подвале городской фермы, разрывавшимся между буйством и апатией. Он сразу меня узнал, и с его губ сорвался бессмысленный, несвязный поток слов.

– Дэн… слава богу! Колодец шогготов! Шесть тысяч ступеней вниз… невообразимая мерзость… Я бы никогда не позволил ей увести меня, но обнаружил себя там… Йа! Шаб-Ниггурат!.. Тень поднялась от алтаря, и пять сотен взвыли… Тварь под капюшоном заблеяла: «Камог! Камог!» – то было тайное имя старика Эфраима в ковене… Я оказался там, хотя она обещала, что не возьмет меня с собою… Минутой ранее был заперт в библиотеке, а потом очутился в аду, куда она ушла в моем теле, – в месте кромешного богохульства, в нечестивой яме, где лежит исток царства тьмы, где страж охраняет врата… Я видел шоггота – он менял форму… Я не могу больше… Не стану это терпеть… Я убью ее, если она вновь отправит меня туда… Уничтожу это существо – женщину, мужчину, нечто… Я его убью! Убью собственными руками!