Зов Ктулху

– Надеюсь, ты забудешь про мой приступ, Аптон, – проговорил он. – Знаешь ведь, что мои нервы расстроены, и полагаю, сможешь меня простить. Естественно, я чрезвычайно признателен, что ты везешь меня домой. И конечно, ты должен забыть всю чушь, которую я говорил о жене, да и вообще о делах. Вот что случается, если переусердствовать в подобных исследованиях. В моей философии множество странных идей, и уставший разум сочиняет из них разные небылицы. А теперь мне нужно отдохнуть. Вероятно, мы с тобой некоторое время не увидимся. Прошу, не вини в этом Асенат. Эта поездка была немного странной, но, по сути, проста. В северных лесах есть индейские реликвии – кромлехи и тому подобное. Они чрезвычайно важны для фольклора, а мы с Асенат его изучаем. Поиск был трудным и, кажется, свел меня с ума. Я пошлю кого-нибудь за машиной, когда окажусь дома. Месяц отдыха поставит меня на ноги.

Я не помню, что отвечал ему, потрясенный чувством, что рядом со мною сидит чужак. С каждой секундой чувство неименуемого вселенского ужаса возрастало, пока я, почти обезумев, не взмолился про себя о том, чтобы поездка закончилась как можно быстрее. Дерби так и не уступил мне руль, и я радовался скорости, с которой мимо нас пролетели Портсмут и Ньюберипорт.

На перекрестке, где главная дорога убегала от моря, огибая Иннсмут, я испугался, что мой водитель повернет на блеклую узкоколейку, ведущую к берегу – к этому проклятому городу. Но он этого не сделал, рванув мимо Роули и Ипсвича в родной Аркхем. Мы прибыли туда до полуночи и увидели, что окна старого дома Крауншильдов еще сияют. Дерби вышел из машины, рассыпаясь в благодарностях, а я, чувствуя странное облегчение, отправился домой. Поездка была кошмарной – еще ужаснее оттого, что я не мог объяснить свой страх, – но меня радовали слова Дерби, заявившего, что увидимся мы очень нескоро.

V

В последующие два месяца город кишел слухами. Люди говорили, что все чаще видели Дерби в новом энергичном состоянии, а Асенат почти никогда не могли застать даже ее малочисленные приятельницы. Мы с Эдвардом встретились лишь однажды и мимолетно. Он приехал на машине жены, споро возвращенной из мэнской глуши, и хотел забрать книги, которые давал мне почитать. Эдвард находился в своем новом состоянии и отделался от меня парой уклончивых любезностей. Было ясно, что в таком расположении духа ему не о чем со мной говорить. Я заметил, что он даже не воспользовался старым сигналом – тремя и двумя звонками в дверь. Как и тем вечером в машине, меня охватил смутный, кромешный ужас, который я не мог объяснить, и его быстрый уход принес мне несказанное облегчение.

В середине сентября Дерби на неделю уехал, и некоторые из декадентов Мискатоника со знанием дела говорили о его намерениях, намекая на встречу со знаменитым оккультистом, не так давно изгнанным из Англии и теперь обитавшем в Нью-Йорке. Что до меня, я никак не мог выкинуть из головы ту мэнскую поездку. Метаморфоза, свидетелем которой мне довелось стать, глубоко потрясла меня, и я снова и снова пытался осмыслить ее и ужас, который она поселила в моем сердце.

Но самые странные слухи касались рыданий в старом доме Крауншильдов. Плакала женщина, и люди помоложе думали, что голос принадлежит Асенат. Его слышали изредка, и иногда он обрывался, словно плачущей затыкали рот.

Поговаривали о том, что нужно провести расследование, но эта необходимость отпала, когда Асенат вышла на прогулку и тепло побеседовала со знакомыми, извиняясь за частое отсутствие и время от времени упоминая о нервном срыве и истериках подруги из Бостона. Ее гостью так никто и не увидел, но появление Асенат свело разговоры на нет. А затем кто-то подлил масла в огонь, пустив слух, что пару раз в доме плакал мужчина.

Как-то вечером в середине октября я услышал знакомые три и два звонка в дверь. Открыв, я увидел на крыльце Эдварда и сразу же понял, что это он – прежний, которого я не видел со дня лихорадочного бреда по дороге из Чесункука. Лицо моего друга подергивалось: эмоции – страх и ликование – попеременно отражались в его чертах. Когда я закрыл за ним дверь, он опасливо оглянулся.

Нетвердым шагом Эдвард проследовал за мной в кабинет и попросил виски, чтобы успокоить нервы. Я не спешил с вопросами, но ждал, пока он сам начнет говорить. Наконец он выдавил несколько слов: