Зов Ктулху

Мне потребовался час, чтобы его успокоить, но наконец он затих. На следующий день я раздобыл ему в деревне приличную одежду, и мы отправились в Аркхем. Его истерика прекратилась, бо льшую часть дороги он молчал, но принялся бормотать что-то мрачное, когда мы проезжали через Огасту, словно город вызывал у него неприятные воспоминания. Было ясно, что домой ему не хочется. Обдумав бред Эдварда, касавшийся жены, – заблуждений, явно вызванных гипнотическим влиянием, которому она его подвергла, – я счел, что лучше ему к ней не возвращаться. Пусть, решил я, немного поживет у меня. Не важно, если это не понравится Асенат. Позже я помогу ему с разводом, ведь совершенно очевидно, что существуют психические факторы, превращающие его брак в самоубийство. Мы миновали город, и бормотание Дерби стихло, его голова упала на грудь: он задремал на пассажирском сиденье.

На закате, когда наша машина мчалась через Портленд, Эдвард залепетал снова, и отчетливее, чем прежде. Я прислушался, и на меня хлынул поток абсолютного бреда про Асенат. Мне открылась степень ее тлетворного влияния на Эдварда, ведь он сплел вокруг жены целый кокон галлюцинаций. Его нынешнее несчастье, чуть слышно пробормотал мой друг, лишь одно из многих. Ее хватка становилась все сильнее, и он понял – однажды она его не отпустит. Очевидно, что даже сейчас Асенат дала ему уйти, так как не могла больше удерживать. Она постоянно забирала его тело и отправлялась в безымянные места с целю проведения неименуемых ритуалов, а душу оставляла в своем обличье, запертой в комнате на втором этаже, и все же иногда он мог взять верх и снова становился собой, оказываясь в каком-нибудь дальнем, кошмарном и порой незнакомом месте. В таком случае она могла вернуть контроль или проиграть. Часто он попадал в беду, как и в этот раз… Ему снова и снова приходилось выбираться из дикой глуши и, найдя машину, просить незнакомцев его подвести.

Хуже всего было то, что с каждым разом Асенат все дольше контролировала Эдварда. Ей хотелось стать мужчиной – человеком первого сорта, – поэтому она и не отпускала его. В нем ее привлекали прекрасный интеллект и слабость воли. Однажды она вытеснит его из тела, а потом исчезнет, чтобы стать великим волшебником, как ее отец, заточив его в разрушающуюся, женскую оболочку, которая даже не является полностью человеческой. Да, теперь ему известно об иннсмутской крови. Местные заключали сделки с тварями из моря, и это был ужас. Старику Эфраиму открылась тайна, и на склоне лет он сотворил кошмарную вещь, чтобы не умереть… он хотел жить вечно… Асенат добьется своего – один раз это уже получилось.

Дерби бормотал, а я повернулся, пытаясь к нему присмотреться и удостовериться, что замеченная мною ранее перемена действительно случилась. Парадоксальным образом он выглядел лучше, чем обычно – крепче, стройнее, – от болезненной пухлости, вызванной его потаканием себе, не осталось и следа. Казалось, Дерби проявил активность и получил должную нагрузку – впервые в жизни, прежде полной капризов и лени. Я подумал, что влияние Асенат сделало моего друга на редкость бдительным и энергичным. И все же в эту минуту его разум был в плачевном состоянии. Он бормотал дичайшие вещи о своей жене, черной магии, старом Эфраиме и каком-то откровении, которое убедит даже меня. Повторял названия, знакомые мне по давним погружениям в запретные тома, и я содрогался, пораженный правдоподобностью сплетенного им мифологического гобелена и логичностью его сумасшедшего лепета. Снова и снова он замолкал, словно пытаясь найти в себе силы, чтобы открыть последнюю и поистине ужасающую тайну.