Зов Ктулху

Что же до иннсмутских жителей, то юноша с трудом их понимал. Они держались скрытно и попадались на глаза не чаще норных зверей, и трудно было представить, как они проводили время, когда не занимались своей невразумительной рыбной ловлей. Возможно, судя по количеству контрабандного спиртного, которое они поглощали, бо льшую часть светового дня они лежали в алкогольном ступоре. Казалось, они угрюмо объединились в некое братство взаимопонимания и презирали остальной мир, точно лишь одни обладали доступом к иным, более предпочтительным областям бытия. Внешний их вид – особенно эти немигающие глаза, которые будто никогда не закрываются, – приводил в ужас, а голоса вызывали отвращение. Мерзко было слушать, как они поют по ночам в своих церквях, и особенно в дни своих главных празднеств или бдений, что проходили дважды в год – 30 апреля и 31 октября.

Они обожали воду и помногу плавали в реке и в гавани. Часто проводили заплывы наперегонки до Дьяволова рифа, и всем вокруг, похоже, было вполне по силам участвовать в этом тяжелом соревновании. Если обратить внимание, то можно было заметить, что на людях появлялась только молодежь, тогда как старики часто выглядели уродливее. Те из них, кто не имел отклонений от нормы, составляли уже исключения, как, например, пожилой портье в гостинице. Оставалось лишь гадать о том, что происходило с большинством стариков, и о том, был ли «иннсмутский облик» странной и коварной болезнью-феноменом, проявлявшимся с возрастом.

Конечно, редкий недуг способен приводить к столь значительным и глубоким анатомическим изменениям в зрелом индивиде – изменениям, в том числе затрагивающим кости, вплоть до преобразования формы черепа, – но даже эта особенность представлялась не более озадачивающей и неслыханной, нежели видимые черты данной болезни в целом. Трудно, предположил юноша, составить какое-либо действительное заключение по сему вопросу, ибо никто и никогда, сколь бы долго ни прожил в Иннсмуте, не водил с местными хороших знакомств.

Юноша был уверен, что многие экземпляры, бывшие даже хуже наихудших из тех, кто показывался на виду, содержались где-то под замком. Бывало, люди слышали причудливейшие звуки. Хлипкие лачуги вдоль набережной, как считалось, были связаны скрытыми тоннелями, составляя таким образом подлинный садок для незримых патологий. Какой иноземной крови – если таковая у них имелась – были эти создания, сказать никто не мог. Особенно отталкивающих экземпляров иногда скрывали, если в город приезжали правительственные агенты или еще кто-нибудь из внешнего мира.

Расспрашивать местных о городе, как сообщил мой осведомитель, было бесполезно. Единственным, кто не прочь поговорить, был нормального вида старик, который жил в богадельне на северной окраине города и проводил время, гуляя где придется или ошиваясь у пожарной станции. Этот престарелый экземпляр, Зейдок Аллен, был девяноста шести лет, несколько тронутый головой, и ко всему прочему слыл городским пьянчугой. Он был чудной и настороженный, постоянно озирался через плечо, точно чего-то боялся, а когда трезвел, его было уже не уговорить на беседу с незнакомцем. Однако не мог устоять, если предложить его излюбленную отраву, а как только напьется, то выложит шепотом самые удивительные обрывки своих воспоминаний.

Но все же много полезных сведений от него было не добиться, поскольку его истории были совершенно безумны и полнились разрозненными намеками на невозможные чудеса и ужасы, какие не могло породить ничто, кроме его же расстроенной фантазии. Никто не воспринимал его всерьез, однако местные недолюбливали его за пьянство и разговоры с посторонними; а расспрашивать его не всегда было безопасно. Вероятно, это от него исходили кое-какие из самых диких слухов и заблуждений, что получили такое распространение.

Несколько приезжих жителей временами сообщали, будто видели что-то чудовищное, но при подобных байках старого Зейдока и уродливых жителях было неудивительно, что таковые иллюзии случались. Никто из приезжих не задерживался на улице допоздна, поскольку это считалось неразумным. Тем более что снаружи расползалась пренеприятная темнота.

Что ж до торговли, изобилие рыбы было, конечно, почти сверхъестественным, однако местные пользовались этим преимуществом все меньше. Более того, цены падали, а конкуренция возрастала. Главным предприятием города был, конечно, аффинажный завод, чья торговая контора располагалась на площади в считаных домах от того места, где мы стояли. Старик Марш никогда не показывался, но иногда ездил на работу в закрытой машине с занавесками на окнах.