Зов Ктулху

Наверное, это какой-нибудь порочный бес – или некое злостное притяжение из темных, сокрытых источников – вынудил меня переменить планы. Многим ранее я решил ограничить свои наблюдения лишь архитектурой, а уже к той минуте торопился к площади, стремясь поскорее выбраться из этого гнойного города смерти и разложения; однако при виде старого Зейдока Аллена мои мысли устремились в ином направлении, и я неопределенно сбавил шаг.

Меня заверили, что старик не был способен поведать ничего, кроме смутных легенд, безумных, разрозненных и невероятных, и предостерегли, что попадаться, болтая с ним, на глаза местным было небезопасно; и все же мысль об этом престарелом свидетеле городского упадка, чьи воспоминания относятся к периоду судоходства и промышленности, оказались для меня приманкой, перед которой не сумели устоять никакие доводы рассудка. Как-никак, самые странные и безумные из мифов нередко служат лишь символами или аллегориями, основанными на истине, а старый Зейдок, вероятно, повидал все, что происходило в Иннсмуте за последние девяносто лет. Любопытство вспыхнуло во мне, затмив здравый смысл и осторожность, и я с юношеским эгоизмом вообразил, будто сумею отсеять крупицы истинной истории от путаных и причудливых словоизлияний, которые наверняка мне удастся извлечь при помощи грубого виски.

Я знал, что не могу подойти к нему прямо сейчас, ибо пожарные наверняка это заметят и воспрепятствуют мне. Вместо этого, рассудил я, лучше было подготовиться, купив контрабандного алкоголя в том месте, где, как указал мне мальчишка-продавец, его находилось в достатке. Затем я с видимой непринужденностью слонялся бы возле пожарного участка и столкнулся со старым Зейдоком после того, как тот выберется на очередную свою прогулку. Юноша сообщил мне, что он был весьма неусидчив и редко задерживался у станции дольше часа или двух.

Квартовую[41] бутылку виски я легко, пусть и недешево, приобрел в задней части неряшливого галантерейного магазина неподалеку от площади на Элиот-стрит. У чумазого вида парня, который меня обслужил, пусть и был иннсмутский облик, но держался он вполне любезно – вероятно, привык к столь общительным чужакам: шоферам, скупщикам золота и им подобным, которые время от времени появлялись в городе.

Вновь вернувшись на площадь, я увидел, что удача была на моей стороне: с Пейн-стрит, из-за угла «Гилман-Хаус» возникло не что иное, как высокая и худая потрепанная фигура самого старика Зейдока Аллена. Следуя своему плану, я привлек его внимание, взмахнув только что купленной бутылкой, и вскоре понял, что он зашаркал за мной, когда я свернул на Уэйт-стрит, намереваясь очутиться в самом опустелом районе, какой лишь пришел мне в голову.

Я прокладывал путь по карте, которую предоставил мне мальчишка-продавец, направляясь к полностью заброшенному участку южной набережной, где уже побывал ранее. Вокруг я видел только рыбаков на далеком волноломе и, пройдя несколько кварталов на юг, сумел скрыться с их глаз, найдя пару лавок на заброшенной пристани, где мог бы спокойно расспросить Зейдока неопределенное время, оставаясь незамеченным. Прежде чем я достиг Мейн-стрит, сзади до меня донеслось слабое и сиплое: «Эй, мистер!», и я позволил старику догнать меня и сделать пару обильных глотков из квартовой бутылки.

Я начал прощупывать почву, пока мы шагали по Уотер-стрит и повернули на юг, чтобы оказаться среди вездесущего запустения и безумно покосившихся развалин, однако обнаружил, что старый язык не развязывался так быстро, как я ожидал. Наконец я увидел поросший травой выход к морю между рассыпающимися кирпичными стенами и за ними полуразвалившийся причал. Груды мшистых камней у воды вполне годились для сиденья, и с севера нас скрывали от посторонних глаз руины складской постройки. Это место я определил идеальным для длительной тайной беседы, поэтому провел своего спутника по тропе, после чего нашел, где усесться среди камней. Всюду витал отвратительный дух смерти и запустения, а рыбная вонь была почти невыносима, однако я решил, что ничто не способно мне помешать.

На разговор у меня оставалось около четырех часов, если я собирался успеть на восьмичасовой автобус в Аркхем, посему я выдал престарелому пьянице еще спиртного, тогда как сам принялся за собственный скудный обед. Свои пожертвования я делал осторожно, дабы не перестараться, поскольку не желал, чтобы хмельная говорливость Зейдока не сменилась ступором. Спустя час его скрытная молчаливость стала мало-помалу исчезать, однако, к великому моему разочарованию, он продолжал уклоняться от моих расспросов об Иннсмуте и его овеянном тенями прошлом. Зейдок болтал на злободневные темы, проявляя глубокое знакомство с газетами и видную склонность к нравоучительной деревенской манере философствования.