Зов Ктулху

На исходе второго часа я стал опасаться, что моей кварты виски окажется недостаточно, чтобы достичь результата, и уже подумывал оставить старого Зейдока и принести еще. Как раз тогда, однако, на помощь пришел случай, сделав то, чего я не мог добиться своими расспросами; сиплое бормотание старца переменилось таким образом, что заставило меня наклониться вперед и настороженно прислушаться. Я сидел спиной к пахнущему рыбой морю, а он – к нему лицом, и что-то вынудило его блуждающий взгляд замереть на тонкой далекой линии Дьяволова рифа, невзрачно и почти чарующе протянувшейся поверх волн. Старику зрелище, похоже, показалось неприятным, потому что он стал сыпать бессильными ругательствами, которые окончились доверительным шепотом и многозначительной ухмылкой. Он подался вперед, ухватил меня за лацкан пиджака и зашипел намеками, которые не оставляли никаких сомнений.

– Тама все началося – в том клятом, злом месте, откель починается глубь. Ворота ада – оттудова до дна никаким линем не достанешь. Старый капитан Обед то учинил – он-то нашел больше, чем ему надоть было, на островах в южном море. Во всем в те времена было туго. Торговля разладилась, мельницы чахли без работы, даже новые, и лучшие из наших мужиков сгинули приватирами в войне восемьсот двенадцатого или пропали с бригом «Элизи» и «Рейнджером», то шнява была, а оба они Гилману надлежали. У Обеда Марша на ходу три судна было – бригантина «Колумбия», бриг «Хетти» да барк «Королева Суматры». Он один тогда ходил торговать в Ост-Индию, токмо «Малайская гордость», баркентин Эсдраса Мартина, ходил еще до двадцать восьмого.

Хуже капитана Обеда было не сыскать – старое сатанинское отродье! Эх-эх! Помнится, рассказывал он про иностранщину и про то, какие все дураки, что ходят на христианские службы и несут свое бремя тихо да смирно. Говорил, им бы выбрать богов получше, как у индейцев, – богов, которые дали б хороший улов в обмен на их жертвы и всамделишно ответили на их молитвы.

Мэтт Элиот, старпом его, тоже много болтал, да был против, чтоб народ занимался всяким язычеством. Рассказывал про остров к востоку от Отахити[42], где были каменные развалины старше, чем кто б то знал, навроде тех, что на Понапе, на Каролинах, да с резными лицами, как у больших статуй на острове Пасхи. Еще там рядом был вулканов остров, где остались еще развалины со всякими резными штуками, и развалины те так поистерлись, точно были под морем, и на них везде одни страхолюдные чудища вырезаны.

Так вот, сэр, Мэтт, он сказал, что тамошние местные ловили целые прорвы рыбы, и у них были браслеты на руках и ногах и кольца всякие на голове из чудно го золота, изрисованного такими ж чудищами, что были вырезаны на тех развалинах на острове, – то ль рыбоподобные лягухи, то ль лягухоподобные рыбы, и все в разном виде, точно они люди. Никто не мог у них выспросить, откель они это все достали, а другие местные дивились, как они ловили столь рыбы, когда уже на соседних островах ее было чуток. Мэтт, он тоже дивился, и капитан Обед. Обед, он заметил еще, что многие статные молодцы сникали с виду с года на год и еще что стариков у них там было мало. И вот подумал, что какие-то из тамошних были странные на вид даже для канаков[43].

Вот Обед и решил разузнать правду про этих язычников. Я не знаю, как он то учинил да стал он выкупать у них золотишко, что они носили. Спрашивал, откель они брались и могут ли еще раздобыть, и наконец выудил все у старого вождя – Валакеа его звали. Никто, окромя Обеда, не верил старому дьяволу, а капитан их читал, как книги. Эхэх! Никто и мне не верит теперича, когда я за то говорю, да и ты не поверишь, парень, хотя на тебя ежели глянуть – у тебя такие ж острые глаза, какие были у Обеда.

Стариковский шепот становился все слабее, и я невольно содрогнулся от ужасной искренности его интонации, пусть и понимал, что его рассказ не мог быть не чем иным, кроме как пьяной фантазией.

– Так вот, сэр, Обед, он узнал, что на этой земле такие твари водятся, чего мало кто и слыхивал, и ты б не поверил, если тебе сказать. Вроде как канаки эти приносили в жертву кучки своих молодцов и дев каким-то божествам, что ли, кои жили под водой и давали им все то добро взамен. Встречались они с теми тварями на островке с дивными развали нами, а страшные картины рыболягух были навроде ихних портретов. Может, это от них пошли все истории про русалок и всех таких. У них были вроде как города на дне, а тот остров оттудова выпучился. И у них вроде как остались твари живьем в тех каменных постройках, когда остров всплыл над водой. Так-то канаки и допетрили, что они внизу жили. Подплыли к ним, стали толковать жестами, да и составили свой уговор.