Зов Ктулху

– Э, ты, а сам что не скажешь ничего? Как тебе-то живется в городе навроде этого, где все гниет да гинет да где, куда ни сверни, чудища за заколоченными окнами ползают, блеют, тявчут да скачут по темным подвалам и чердакам? А? Как тебе слыхать вой ночь за ночью с церквей да Зала Ордена Дагона, коли знаешь, что за тем воем стоит? Как тебе слыхать, что доносится с того гадкого рифа каждый раз в канун Майского дня и Дня Всех Святых? А? Думаешь, старик сбрендил, а? Так вот, сэр, я тебе скажу, это еще не самое худшее!..

Зейдок теперь всерьез раскричался, и безумное исступление в его голосе встревожило меня сильнее, чем я того ожидал.

– Чтоб тебя, не зыркай так на меня своими очищами… Говорю тебе, Обед Марш попал в самый ад, и там-то ему место! Эх-эх… в самый ад, я тебе говорю! Меня им не достать – я ничего не сделал, ничего никому не рассказал…

А, ты, молодой человек? Так вот, если доселе я еще ничего никому не рассказал, то теперича скажу! Ты токмо сиди да меня слухай, парень, сего я еще никому не говаривал… Я говорил, что не подглядывал более после той ночи, а все одно кой-чего повидал!

Хочешь узнать, где истый ужас, а? Так вот, вот в чем – не в том, чего рыбьи дьяволы сотворили, а в том, чего они собираются! Они приводят в город тварей из того места, откуда сами вышли, и приводят уж много годов, да в последнее время это дело притихло. В домах к северу от реки меж Уотер-и Мейн-стрит их полно – дьяволов этих и тех, что они привели… и когда они будут готовы… я говорю, когда они будут готовы… слыхал ты за шогготов?..

Э, ты меня слыхал? Говорю я тебе, знаю, что это за твари – я их видел один раз в ночи… Э-Э… АХ-Х-Х-Х… АХ! ЭЙА-А-А-АХ-Х-Х…

От жуткой внезапности и нечеловеческого ужаса стариковского вопля я едва не лишился чувств. Его глаза, устремленные мимо меня в смердящее море, были явственно готовы выскочить из орбит, а лицо его превратилось в маску страха, достойную греческой трагедии. Костлявая клешня чудовищным образом впилась мне в плечо, и когда он так застыл, я повернул голову к тому, что уловил он.

И я ничего не разглядел. Лишь надвигающийся прилив, и еще некоторую рябь в стороне от растянувшейся линии бурунов. Но Зейдок теперь тряс меня, и я повернулся, чтобы взглянуть на то, как пронзивший его лицо страх тает, сменяясь хаосом подергивающихся ресниц и бормочущих десен.

В эту минуту к нему вернулся дар речи, пусть он и заговорил лишь дрожащим шепотом:

– Выбирайся отсель! Выбирайся! Они нас увидали – выбирайся, ежели хочешь жить! Не дожидайся тута… они теперича знают… Беги отсель… быстрей… с этого города…

Еще одна тяжелая волна обрушилась на ослабевшую каменную кладку бывшего причала, и шепот безумного старца перерос в очередной нечеловеческий, леденящий кровь крик:

– Э-Э… ЙА-А-А-АХ-Х-Х!.. ЙХА-А-А-А-А-А!..

Не успел я собраться с мыслями, как он отпустил мое плечо и резво умчался в глубь города, в сторону улицы, петлявшей к северу в обход стены разрушенного склада.

Я вновь глянул на море, но там не было ничего особенного. А когда я достиг Уотер-стрит и посмотрел вдоль нее на север, то не увидел там никакого следа Зейдока Аллена.

IV

Мне едва по силам описать, в каком настроении оставил меня сей горестный эпизод – одновременно безумный и нечастный, гротескный и пугающий. Мальчишка-продавец готовил меня к подобному, и все же действительность меня взволновала и сбила с толку. Какой бы ребячливой ни представлялась эта история, безрассудная серьезность и ужас старого Зейдока разыграли во мне беспокойство, которое примешалось к прежнему отвращению к городу и нависшей над ним неосязаемой тени.

Позднее я, быть может, просею этот рассказ и извлеку какие-никакие зерна исторической аллегории, но теперь я желал лишь выбросить его из своей головы. Время было уже угрожающе поздним, мои часы показывали 7:15, а автобус до Аркхема отбывал от Таун-сквер в восемь, поэтому я постарался придать своим мыслям как можно более нейтральное и практичное направление, тем временем спешно шагая пустынными улицами меж провалившихся крыш и покосившихся стен в сторону гостиницы, чтоб забрать сданный на хранение чемодан и сесть в автобус.

Хотя золотистый предвечерний свет придавал старинным крышам с ветхими дымоходами оттенок мистического очарования и умиротворения, я не мог перестать то и дело озираться через плечо. Мне определенно хотелось выбраться из этого зловонного, отененного страхом Иннсмута, и я был бы рад найти какой угодно другой транспорт, помимо автобуса со зловещим на вид Сёрджинтом за рулем. И все же я не торопился излишне, поскольку проходил мимо такой архитектуры, каждая безмолвная деталь которой была достойна внимания, а необходимое расстояние, по моим подсчетам, можно было без труда преодолеть за полчаса.