Читаем Зов Ктулху полностью

Я приступил к своему плану действий с такой готовностью, что показывала: очевидно, я подсознательно опасался некоторой угрозы и уже много часов обдумывал возможные пути побега. Сперва я почувствовал, что незримый проныра представлял опасность, с которой не просто не следовало сталкиваться, но и бежать требовалось как можно скорее. Мне единственно стоило выбираться из этой гостиницы живым, и побыстрей, и неким иным путем, кроме как парадной лестницей и вестибюлем.

Тихо поднявшись и включив фонарик, я включил лампочку над кроватью, дабы собрать и разложить по карманам кое-какие вещи для стремительного побега налегке. Ничего, однако, не произошло, и я понял, что электричество было отключено. Здесь явно затевалось нечто загадочное, злостное и масштабное, но что именно – я сказать не мог. Пока стоял и размышлял, положив руку на бесполезный отныне выключатель, я услышал приглушенный скрип половиц внизу и вроде бы кое-как различил переговаривающиеся голоса. Мгновением позже я усомнился в том, что эти низкие звуки в самом деле были голосами, поскольку хриплый лай и протяжное кваканье слишком мало походили на человеческую речь. Затем во мне с новой силой вспыхнули воспоминания о том, что услышал ночью в этом трухлявом зловонном здании фабричный инспектор.

С помощью фонарика сложив вещи в карманы, я надел шляпу и на цыпочках подошел к окнам, чтобы оценить возможность спуска. Вопреки действующим в штате правилам безопасности с этой стороны гостиницы не оказалось пожарной лестницы, и я увидел, что мои окна от мощеного двора отделял отвесный спуск протяженностью в три этажа. Справа и слева, однако, к гостинице примыкали какие-то старинные кирпичные деловые здания, чьи наклонные крыши поднимались на высоту, допускающую возможность прыжка с моего четвертого этажа. Чтоб достичь любого из этих зданий, мне требовалось находиться в двух номерах от собственного – в одном случае к северу, а в другом к югу, – и мой ум тотчас взялся за расчет шанса на то, сумею ли я совершить подобный переход.

Я решил, что не могу рисковать выходом в коридор, где мои шаги непременно будут услышаны и где мне не преодолеть трудность попадания в желанный номер. Если я и мог как-либо туда проникнуть, то это необходимо было совершить через менее прочные смежные двери; замки и засовы я мог выломать силой, тараня плечом все, что преградит мне путь. Это я счел возможным благодаря общей ветхости дома и его имущества, однако понял, что этого не проделать без шума. Мне оставалось только рассчитывать на высокую скорость, это был шанс добраться до окна, прежде чем какие-либо враждебные силы сумеют собраться и пробраться ко мне, открыв мастер-ключом дверь в номер. Свою же входную дверь я укрепил, придвинув к ней комод – переместив его мало-помалу, стараясь издавать как можно меньше шума.

Я осознавал, что шансы мои весьма малы, и был всецело готов к любой беде. Даже если доберусь до другой крыши, это не решало моей задачи, ибо тогда мне оставалось еще спуститься на землю и сбежать из города. В мою пользу говорило лишь запущенное, разрушенное состояние примыкающих зданий, а также множество слуховых окон, зияющих чернотой в каждом их ряду.

Выяснив по карте мальчишки-продавца, что лучший путь из города лежал к югу, я глянул на смежную дверь с южной стороны номера. Она открывалась на меня, что, рассудил я, сдвинув засов и обнаружив на ней еще другие задвижки, никак не способствовало ее взлому. Соответственно, отказавшись от этого выхода, я осторожно придвинул к нему кровать, чтобы предотвратить любое нападение, какое могло быть совершено из соседнего номера позднее. Дверь с северной стороны открывалась от меня, благодаря чему я понял: она – хотя, попробовав толкнуть ее, я выяснил, что та была заперта на замок или засов с той стороны, – меня отсюда и выведет. Если бы мне удалось достичь крыш зданий по Пейн-стрит и благополучно спуститься на первый этаж, то я, вероятно, мог бы промчаться через дворы и примыкающие или противоположные здания до Вашингтон- или Бейтс-стрит либо же вынырнуть на Пейн- и свернуть к югу на Вашингтон-стрит. В любом случае мне надлежало каким-либо способом попасть на Вашингтон-стрит и поскорее удалиться от Таун-сквер. Предпочтение я отдавал тому, чтобы избежать Пейн-стрит, поскольку расположенная там пожарная станция могла работать всю ночь.

Рассуждая надо всем этим, я выглядывал на раскинувшееся подо мною неряшливое море прогнивших крыш, теперь освещенных лучами едва убывающей луны. Справа панораму рассекала черная рана речного ущелья, к которому с обеих сторон примыкали заброшенные фабрики и железнодорожная станция. За ним по плоской болотистой местности, усеянной островками сухой, поросшей кустарником земли, тянулись ржавые рельсы и дорога на Роули. Слева и ближе тянулись пронизанные ручьями поля, а узкая дорога на Ипсуич в лунном свете сияла белизной. Южного пути на Аркхем, по которому я намеревался уйти, я со своей стороны гостиницы не видел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Horror Story: Иллюстрированное издание

Зов Ктулху
Зов Ктулху

Говард Лавкрафт – писатель, не нуждающийся в рекомендациях. Данный сборник открывает собрание сочинений, представляющее собой новый взгляд на создателя современного хоррора! Художественные произведения «затворника из Провиденса» представлены в новых – и, возможно, лучших! – переводах. Каждый том открывает подробная вступительная статья, посвященная «трудам и дням» великого фантаста. Впервые публикуемые на русском языке статьи и эссе Лавкрафта показывают его как тонкого и остроумного историка литературы. Тексты сопровождают иллюстрации, специально подготовленные для настоящего издания.Повести и рассказы, собранные под этой обложкой, представляют собой введение в классические «мифы Ктулху», уникальную космогонию, сотворенную мрачным американским гением.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Говард Лавкрафт

Публицистика

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером

Двадцать лет назад в результате государственного переворота, совершенного Ельциным, его сторонниками, при поддержке зарубежных врагов нашей страны был разрушен Союз Советский Социалистических Республик.Советский Союз, несмотря на его идеологическую чуждость русской традиции, оставался для нас, русских, Родиной, которую очень часто называли «Россия» – и обычные люди, и крупные писатели. Советский Союз – это всего лишь официальное наименование государства, которое к концу 80-х годов XX века пора было сменить на название историческое и всеми любимое.Тем, кто помнит, что случилось с нашей страной 20 лет назад, тяжко смотреть, как чествуют Михаила Горбачева – инициатора расчленения страны, который имел в руках все инструменты управления, чтобы подавить крамолу и вывести страну на магистральный путь ее развития, заложенный в традиции.За короткий промежуток 1991–1995 гг. в России возникли колоссальные капиталы, власть денег приобрела гипертрофированные формы. В этот период политическая власть в стране приобрела опору в новоявленных олигархах. Ельцин приблизил группу избранных: Березовский, Гусинский, Смоленский, Ходорковский, Фридман, Чубайс. Олигархами также следует считать и крупных управленцев, также контролировавших громадные имущественные комплексы, также президентов некоторых внутренних республик.Понимание происшедшей с Россией трансформации – один из шагов к тому, чтобы выйти на путь избавления от олигархии и утверждения справедливой власти, живущей исполнением общественно полезных задач. В чем автор и видит свой гражданский и профессиональный долг.

Андрей Николаевич Савельев

Публицистика
Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза