Зов Ктулху

Я шел быстро и тихо, прижимаясь к разрушенным домам. Будучи без шляпы и всклокоченный после сложного перехода, я не выглядел особенно приметным, посему у меня имелись неплохие шансы пройти неузнанным, если придется столкнуться с каким-либо случайным путником. На Бейтс-стрит я юркнул в зияющий вестибюль, чтобы передо мною прошли две шаткие фигуры, и вскоре, продолжив свой путь, приблизился к открытому распутью, где Элиот-стрит наискось пересекает Вашингтон – на углу с Саут-стрит. Хотя я никогда не видал этого места, оно представлялось мне опасным, судя по карте юноши, ибо лунный свет разливался здесь беспрепятственно. Избегать его также не имело смысла, поскольку любой обходной путь грозил недопустимой просматриваемостью и промедлением. Единственное, что оставалось, это перейти улицу смело и не таясь; подражая, насколько возможно, типичной шаркающей походке иннсмутских и надеясь, что никого – или хотя бы никого из моих недоброжелателей – там не окажется.

Насколько массовой была погоня и какую она преследовала цель, я не имел понятия. Казалось, в городе наблюдалась некая необычная деятельность, но я рассчитывал, что весть о моем побеге из «Гилмана» еще не распространилась. Мне, конечно, вскоре предстояло перейти с Вашингтон-стрит на какую-нибудь улицу, ведущую на юг, ведь та орава из гостиницы, без сомнения, гналась за мной. Очевидно, я оставил следы на пыли в том старом здании, тем самым раскрыв, как попал на улицу.

Распутье, как я и ожидал, было хорошо освещено; и в середке его я увидел нечто похожее на парк, где железным заборчиком ограждалась зелень. К счастью, поблизости никого не было, хотя и чудилось, будто со стороны Таун-сквера нарастает непонятное то ли жужжание, то ли рычание. Саут-стрит, весьма широкая, вела по небольшому уклону точно к набережной, предоставляя издали вид на море; и я лишь надеялся, что никто не следил аж оттуда, пока я пересекал ее в ярком свете луны.

Я продвигался без препятствий и не слышал никаких новых звуков, которые сообщили бы о том, что я обнаружен. Оглядевшись вокруг, я невольно замедлил шаг на мгновение, чтобы посмотреть вдоль улицы на море, столь великолепно сверкающее в лунном свете. Далеко за волноломом виднелась тусклая темная полоска Дьяволова рифа, и, увидев его мельком, я не мог не вспомнить жутких легенд, которые узнал за последние более полутора суток, – легенд, где эта скала с зазубринами изображалась подлинными вратами в царство бездонного ужаса и непостижимой ненормальности.

Затем безо всякого предупреждения я заметил на далеком рифе прерывистые вспышки света. Отчетливые, они не вызывали сомнений и пробуждали в моем разуме слепой ужас, превосходящий все разумные пределы. Мои мышцы напряглись, готовясь к паническому бегству, сдерживали их только некоторая подсознательная осторожность и полугипнотическое очарование. И что еще хуже, в башенке «Гилман-Хаус», что высилась на северо-востоке позади меня, также раздалась череда вспышек – таких же, только с другими промежутками проблесков, которые не могли служить не чем иным, кроме как сигналами.

Обуздав свои импульсы и вновь осознав, насколько хорошо меня видно, я возобновил свой еще более спешный и притворно неуклюжий шаг, не сводя глаз со зловещего адского рифа, пока Саут-стрит открывала мне вид на море. Что все это означало, я не мог и вообразить, разве что если происходящее относилось к некоему странному ритуалу, связанному с Дьяволовым рифом, или же на нечестивую скалу высадился экипаж какого-нибудь корабля. Затем я уклонился влево к чахлой зелени, сам по-прежнему глядя на океан, сверкающий в призрачном свете летней луны, и наблюдая за загадочными вспышками безымянных, необъяснимых маячков.

Именно тогда на меня обрушилось самое ужасное впечатление из всех – то, которое уничтожило остаток моего самообладания и заставило отчаянно бежать на юг мимо зияющих чернотой проемов и недружелюбных окон заброшенной кошмарной улицы. Приглядевшись теперь, находясь не столь далеко, я увидел, что подсвеченные луной воды между рифом и побережьем были вовсе не пусты. Они кишели клокочущей ордой фигур, которые плыли в направлении города; и, даже посмотрев туда издали лишь на мгновение, я понял по их качающимся головам и взмахивающим рукам, что они были инородны и ненормальны в той степени, какую невозможно ни выразить, ни в полной мере осмыслить.

Неистовый мой побег прекратился, не успел я преодолеть и квартал, поскольку слева я начал различать нечто вроде возгласов организованной погони. Раздались шаги, и гортанные звуки, и хриплое дребезжанье автобуса, уходящего на юг по Федерал-стрит. В одну секунду все мои планы переменились, ведь, если южное шоссе впереди было перекрыто, мне следовало искать из Иннсмута другой выход. Я остановился и вошел в открытый проем, подумав, как мне повезло оставить освещенный перекресток прежде, чем эти преследователи успели выбраться на параллельную улицу.