Читаем Зов Ктулху полностью

Пока несмело рассуждал о том, когда лучше атаковать северную дверь, и о том, как сделать это с наименьшим шумом, я заметил, что неопределенные звуки внизу сменились более резкими скрипами на лестнице. Сквозь фрамугу моей двери пробилась колышущаяся вспышка света, и доски коридора застонали от тяжести. Сдавленные звуки, вероятно голосового происхождения, стали раздаваться ближе, после чего наконец ко мне решительно постучали.

На мгновение я просто затаил дыхание и ждал. Казалось, миновала целая вечность, и тошнотворная рыбная вонь, что меня окружала, словно бы разразилась со всей внезапностью и чрезвычайностью. Затем стук повторился – длительный и все более настойчивый. Я знал, что настало время действовать, и немедленно, отодвинув засов северной смежной двери, собрался с силами, чтобы ее выбить. Стук усилился, и я вознадеялся, что его громкость заглушит шум моих стараний. Приступив наконец к делу, я снова и снова врезался в тонкую филенку левым плечом, не замечая ни смятения от удара, ни боли. Дверь сопротивлялась еще сильнее, чем я ожидал, но я и сам не сдавался. Тем временем шум у входной двери становился все громче.

Наконец смежная дверь подалась, однако случилось это с таким грохотом, что я не сомневался: снаружи его услышали. Стук тотчас перерос в яростный шквал, а в дверях, ведущих из коридора в номера по обе стороны от меня, зловеще зазвенели ключи. Проскочив в открывшийся проем, я успел сдвинуть засов на входной двери, прежде чем повернулся замок; но, едва это сделав, услышал, что в дверь в третий номер – той, из окна которой я надеялся достичь крыши внизу, – пытаются проникнуть с мастер-ключом.

На миг меня охватило полное отчаяние, поскольку мое заточение в комнате без окон казалось теперь делом свершенным. Меня захлестнула волна почти ненормального ужаса, которая наделила страшной, но необъяснимой значительностью выхваченные фонариком следы на пыли, что оставил незваный гость, пытавшийся недавно открыть мою дверь из этого номера. Затем с бессознательным автоматизмом, что упорствовал вопреки безнадежности, я ринулся к следующей смежной двери и вслепую устремился к ней, намереваясь выбить и сдвинуть засов на двери в коридор – при условии, что тот окажется цел, равно как на двери в эту, вторую комнату, – прежде чем ее успеют вскрыть ключом снаружи.

Лишь счастливая случайность принесла мне отсрочку, ибо смежная дверь передо мною оказалась не только незапертой, но и приоткрытой. Мой напор застал открывавшего врасплох, поскольку когда я надавил на дверь, она тут же захлопнулась, так что я сумел сдвинуть довольно крепкий засов, точно как в предыдущем случае. Достигнув этой передышки, я услышал, как удары в остальные две двери прекратились и началась возня за смежным проемом, который я задвинул кроватью. Очевидно, основные силы моих нападчиков вошли в южную комнату и собирались подойти сбоку. Но в тот же миг в замке следующего номера к северу звякнул мастер-ключ, и я понял, что эта угроза находилась ближе.

Северная смежная дверь была широко распахнута, но думать о том, чтобы достичь уже открывающегося выхода в коридор, уже не оставалось времени. Я мог лишь закрыть распахнутую дверь и сдвинуть на ней засов, равно как и на двери напротив нее; придвинув кровать к одной и комод к другой, дверь в коридор я заслонил умывальником. Я был вынужден, как сам понимал, положиться на то, что эти подручные преграды защитят меня, пока я буду выбираться из окна на крышу здания по Пейн-стрит. Но даже в этот критический миг самый сильный мой ужас вызывала не непосредственная слабость моей защиты. Меня колотило оттого, что мои преследователи, за исключением отвратительных вздохов, кряхтенья и подавляемого временами лая, не произносили никаких приглушенных или членораздельных звуков.

Сдвинув мебель и ринувшись к окнам, я услышал, как по коридору пугающе спешили к номеру севернее меня, а также подметил, что стуки с южной стороны затихли. Очевидно, мои противники сосредоточивались у слабой смежной двери, которую, знали они, им достаточно вскрыть, чтоб очутиться прямо передо мною. Лунный свет за окном играл на коньке крыши здания внизу, и я осознал, что прыжок отсюда будет отчаянно опасным ввиду крутого уклона поверхности, на которую мне предстояло приземлиться.

Изучив условия, я предпочел бежать через южное из двух окон; я планировал спрыгнуть на внутренний скат крыши и оттуда побежать к ближайшему слуховому окну. Даже в этом ветхом кирпичном здании меня, я понимал, могли преследовать, но я все же надеялся спуститься и, порыскав по зияющим проемам скрытого в тенях двора, достичь в итоге Вашингтон-стрит и ускользнуть за южную черту города.

Перейти на страницу:

Все книги серии Horror Story: Иллюстрированное издание

Зов Ктулху
Зов Ктулху

Говард Лавкрафт – писатель, не нуждающийся в рекомендациях. Данный сборник открывает собрание сочинений, представляющее собой новый взгляд на создателя современного хоррора! Художественные произведения «затворника из Провиденса» представлены в новых – и, возможно, лучших! – переводах. Каждый том открывает подробная вступительная статья, посвященная «трудам и дням» великого фантаста. Впервые публикуемые на русском языке статьи и эссе Лавкрафта показывают его как тонкого и остроумного историка литературы. Тексты сопровождают иллюстрации, специально подготовленные для настоящего издания.Повести и рассказы, собранные под этой обложкой, представляют собой введение в классические «мифы Ктулху», уникальную космогонию, сотворенную мрачным американским гением.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Говард Лавкрафт

Публицистика

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером
Как убивали СССР. Кто стал миллиардером

Двадцать лет назад в результате государственного переворота, совершенного Ельциным, его сторонниками, при поддержке зарубежных врагов нашей страны был разрушен Союз Советский Социалистических Республик.Советский Союз, несмотря на его идеологическую чуждость русской традиции, оставался для нас, русских, Родиной, которую очень часто называли «Россия» – и обычные люди, и крупные писатели. Советский Союз – это всего лишь официальное наименование государства, которое к концу 80-х годов XX века пора было сменить на название историческое и всеми любимое.Тем, кто помнит, что случилось с нашей страной 20 лет назад, тяжко смотреть, как чествуют Михаила Горбачева – инициатора расчленения страны, который имел в руках все инструменты управления, чтобы подавить крамолу и вывести страну на магистральный путь ее развития, заложенный в традиции.За короткий промежуток 1991–1995 гг. в России возникли колоссальные капиталы, власть денег приобрела гипертрофированные формы. В этот период политическая власть в стране приобрела опору в новоявленных олигархах. Ельцин приблизил группу избранных: Березовский, Гусинский, Смоленский, Ходорковский, Фридман, Чубайс. Олигархами также следует считать и крупных управленцев, также контролировавших громадные имущественные комплексы, также президентов некоторых внутренних республик.Понимание происшедшей с Россией трансформации – один из шагов к тому, чтобы выйти на путь избавления от олигархии и утверждения справедливой власти, живущей исполнением общественно полезных задач. В чем автор и видит свой гражданский и профессиональный долг.

Андрей Николаевич Савельев

Публицистика
Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза