Очень скоро начались болота, где вдоль невысокой травянистой насыпи, меж поредевшими зарослями, тянулась всего одна колея. Затем показалось что-то вроде возвышенного островка, который колея прорезала неглубокой выемкой, задушенной кустами терновника. Я оказался очень рад этому временному укрытию, поскольку, судя по тому, что я ранее видел из окна, здесь в неуютной близости пролегала дорога на Роули. В конце выемки она пересекала колею и удалялась на безопасное расстояние, но до тех пор мне следовало соблюдать чрезвычайную осторожность. К этому времени я, на счастье, обрел уверенность в том, что саму железную дорогу никто не патрулировал.
Точно перед тем, как войти в выемку, я обернулся, но не обнаружил преследования. Старинные шпили и крыши разлагающегося Иннсмута миловидно блестели под магическим желтым светом луны, и мне подумалось о том, как они, должно быть, выглядели в старину, прежде чем на них спустилась тень. Затем, когда мой взор устремился в глубь города, мое внимание привлекло что-то более подвижное, на секунду заставившее меня застыть на месте.
Я увидел – или мне так показалось – тревожный намек на волнообразное движение вдалеке к югу; и намек этот заставил меня сделать вывод о том, что огромная орда, судя по всему, хлынула из города по ровной Ипсуичской дороге. Расстояние было велико, и я не мог разглядеть никаких деталей, однако вид этой движущейся колонны мне отнюдь не понравился. Она слишком колыхалась, слишком ярко сверкала в лучах заходящей теперь луны. Присутствовал также намек на звуки, пусть ветер и дул в другую сторону, и намек этот предполагал звериное шарканье и рев, еще худшее, нежели бормотание толпы, что я слышал до этого.
Мой разум заполонили всевозможные неприятные домыслы. Я думал о тех самых иннсмутских типах, что пребывали в крайнем состоянии и, по слухам, скрывались в крошащихся столетних лачугах вдоль берега. Как думал и о тех безымянных пловцах, которых видел в воде. Считая все группы, что я замечал до сей поры, вдобавок к тем, которые, предположительно, перекрывали остальные выходы, число моих преследователей, похоже, странным образом превышало население столь обезлюдевшего городка, коим был Иннсмут.
Откуда было взяться такой плотной колонне, какую я теперь наблюдал? Неужели те древние, неизведанные лачуги кишели извращенной, неучтенной и нежданной жизнью? Или же какой-нибудь незамеченный корабль в самом деле высадил легион неведомых чужаков на том адском рифе? Кто они такие? Зачем находились здесь? И если подобная колонна прочесывала дорогу на Ипсуич, то, быть может, усиленные патрули расставлены и на остальных выездах?
Я вошел в заросшую кустами выемку и продвигался по ней вперед очень медленно, когда проклятая рыбная вонь начала снова преобладать надо всем прочим. Ветер ли вдруг сменился на восточный, подув с моря на город? Я заключил, что так, по-видимому, было, потому что теперь стал улавливать с той доселе безмолвной стороны безобразный гортанный говор. Также слышался еще один звук – что-то вроде мощного, повального то ли хлюпанья, то ли топота, вызывавшего в уме образы самого мерзостного толка. Это безо всякой логики заставило меня вспомнить о колышущейся колонне на отдаленной Ипсуичской дороге.
Тогда вонь и звуки усилились до того, что я остановился с дрожью и чувством благодарности за то, что находился под защитой выемки. Это здесь, вспомнил я, дорога на Роули и пролегала в такой близости от старой железной колеи, прежде чем отклониться на запад и затем разделиться. По этой дороге что-то приближалось, и мне следовало затаиться, пока оно не пройдет и не исчезнет вдали. Слава небесам, эти существа не выслеживали с помощью собак, хотя это, верно, было невозможно при таком вездесущем запахе. Съежившись в кустах посреди песчаной расщелины, я ощутил себя в относительной безопасности, пусть даже и знал, что искатели должны были перейти пути в чуть более чем сотне ярдов от меня. Я бы их разглядел, а они меня нет, если только не по роковой случайности.
Вдруг мне стало страшно взглянуть на них, проходящих мимо. Я видел тесное, залитое лунным светом пространство, где им полагалось пройти, и меня посещали любопытные мысли о том, как непоправимо они запятнают это место. Должно быть, они – наихудшие изо всех иннсмутских типов, из тех, кого никому не захочется помнить.
Вонь стояла несносная, а шумы выросли в звериный гомон, который состоял из кваканья, лая, тявканья и не содержал ни малейшего подобия людской речи. Неужто в самом деле таковы были голоса моих преследователей? Или у них все ж были собаки? Ведь до сих пор я не встретил в Иннсмуте ни одного низшего животного. Хлюпанье и топот были чудовищны – я не мог и заставить себя взглянуть на выродившихся существ, что их производили. Я не хотел разжимать веки, пока звуки не стихнут на западе. Орда теперь была совсем близко – воздух полнился их хриплым рычанием, а земля чуть не сотрясалась от неземных ритмов их шагов. Я же, почти перестав дышать, вкладывал каждую частичку своей силы воли в то, чтобы не открывать глаз.