Зов Ктулху

Как заявляет в своей недавней статье об «Абсолютизме в искусстве» (майский выпуск «Зеркала») миссис Дж. У. Реншоу, сверхсовременный поэт категорично придерживается мнения, что трубадур, руководствующийся подлинным вдохновением, должен воспевать свои чувства независимо от форм языка, позволяя каждому сиюминутному импульсу вносить изменения в ритмику его изложения, и смело жертвовать рассудком в угоду «утонченному безумию» порывов его настроения. В основе подобных воззрений, вполне естественно, лежит предположение о том, что поэзия надинтеллектуальна; что выражение «души» выше разума и его заповедей. Не оспаривая эту сомнительную теорию, в этой ситуации следует заметить, что обвести законы природы вокруг пальца не так-то просто. Как бы подлинная поэзия ни превосходила творения ума, она все равно обязана подчиняться естественным законам, которые носят универсальный и неизбежный характер. По этой самой причине критику допустимо выступать с позиций ученого и постигать различные строго определенные формы, посредством которых ищут своего выражения эмоции. По сути, мы практически подсознательно чувствуем, что определенные метрические формы подходят для выражения тех или иных типов мысли, а внимательному прочтению незрелого или выходящего за общепринятые нормы стихотворения зачастую вдруг мешают неоправданные отклонения, на которые автор решается либо по неведению, либо идя на поводу своего извращенного вкуса. Нас, вполне естественно, поражает, когда серьезный предмет обряжают в одежды анапеста, а возвышенную, пространную мысль излагают короткими, руб леными строками. Именно последний недостаток так отвращает нас от перевода «Энеиды», выполненного Джоном Конингтоном, несмотря на его подлинную академичность.

Что в действительности сторонники радикализма с таким сладострастием упускают из виду в своих эксцентричных излияниях, так это единство мысли. Яростно прыгая от одного аляповатого метра к другому, и так без конца, они напрочь игнорируют подспудную согласованность каждого их стихотворения. Может меняться сцена, может создаваться другая атмосфера, однако поэма в состоянии нести только один конечный посыл, и для реализации этой высшей, фундаментальной цели в обязательном порядке следует выбирать только один размер и далее неукоснительно его придерживаться. Чтобы соответствовать незначительным вариациям в тоне стихотворения, одного-единственного метра с лихвой хватит для того, чтобы обеспечить подобное разнообразие. Наш главный, но сегодня досадно забытый стихотворный размер, известный как героический дистих, может принимать бессчетное количество выразительных оттенков, для этого нужно лишь должным образом подбирать слова, располагая их в правильном порядке, и в каждой строке выдерживать цезуру, то есть паузу.

В своей 38-й лекции доктор Блэр[47] с восхитительной ясностью объясняет, иллюстрируя на примерах, насколько важно расположить в нужном месте цезуру, чтобы изменить течение героического дистиха. Разнообразить стихотворение также можно, изредка и с большой осторожностью отступая от метра, играющего в данном произведении роль основного. В общем случае это делается без нарушения членения на слоги, чтобы сей прием никоим образом не портил доминирующий размер и не затмевал его собой.

Из всех притязаний сторонников радикализма самым любопытным является утверждение о том, что подлинное поэтическое рвение никогда нельзя втиснуть в рамки правильного метра и что длинноволосый, сверкающий дикими глазами всадник, оседлавший Пегаса, обязан в первозданном виде навязывать мучающейся публике свои смутные концепции, которые проносятся в его возвышенной душе, образуя в ней благородный хаос. Да, в редкую годину вдохновения и в самом деле следует работать над совершенствованием, не обременяя себя словарями грамматики или рифм, это совершенно очевидно; но не менее очевидно и то, что наступающий впоследствии час более спокойного созерцания в высшей степени пользительно посвятить правкам, чтобы придать произведению окончательный блеск. В «язык сердца» обязательно нужно вносить ясность, чтобы он был понятен и сердцам других, в противном случае его суть навсегда останется уделом лишь того, кто его сотворил. Если же умышленно отбрасывать естественные законы метрической структуры, то читатель неизбежно будет обращать внимание не на душу стихотворения, а на его странную одежку, явно ему не подходящую. Чем ближе к совершенству метрический размер, тем меньше бросается в глаза само его присутствие; поэтому, если поэт стремится добиться в своем деле высшего признания, стихи ему следует сочинять так, чтобы ничто не мешало их пониманию.