Зов Ктулху

Примерно тот же характер присущ и использованию в качестве рифм подлинно разных гласных, которые при воодушевленном прочтении решительно теряют свою несхожесть. За пределами стиха между такими словами, как join и line, очень мало общего, однако Поуп отлично рифмует их в следующих своих строках:

While expletives their feeble aid do JOIN,
And ten low words oft creep in one dull LINE[51].

При рифмовании всегда должен оставаться неизменным последний согласный звук. Именно он в первую очередь придает желанное сходство. Слоги, в которых согласие наблюдается только между гласными, но не между конечными согласными, не рифмуются вообще и представляют собой не более, чем созвучия. Однако в своем нерадении среднестатистический современный автор доходит до такой несуразности, что использует обычные ассонанты даже больше, чем его предшественники условные рифмы. Выполняя возложенные на него обязанности критика, автор не раз и не два был вынужден указывать на явно неудачный характер таких рифм, как fame – lane, task – glass или feels – yields, и в свете подобных сочетаний, совершенно невозможных, ему вряд ли следует всерьез винить себя за приведенную в мартовском номере «Консерватора» рифму art – shot, потому как у этой пары слов по меньшей мере совпадают конечные согласные.

Мнение о том, что в условных рифмах есть подлинно положительные стороны, оспаривать очень и очень трудно. Монотонность длинной героической поэмы можно весьма мило скрасить разумным нарушением идеального чередования рифм, в точности как метр порой можно украсить, время от времени вплетая в него триплеты и александрийский стих. Другое их преимущество заключается в том, что они обеспечивают бо льшую свободу выражения мысли. Сколько же авторов зачастую вынуждены отказываться от отточенных эпиграмм и блестящих антитез, которые могли бы стать таковыми благодаря условной рифме, и заводят нудные разглагольствования, только чтобы воспользоваться той, которая им так нравится!

В то же время, если взглянуть на проблему с исторической перспективы, сразу становится ясна тенденция в изменении вкуса, поэтому причина, по которой мистер Клейнер настаивает на абсолютном совершенстве, представляет собой отнюдь не пустой звук. В Оливере Голдсмите мы видим автора, который, сохранив знакомую классическую манеру Поупа, продвинулся гораздо дальше к воображаемому идеалу, пытаясь доводить до совершенства свои творения за счет практически полного отказа от условных рифм. Двустишия «Путника» и «Покинутой деревни» сменяют друг друга с неизменной строгостью, и никто не станет отрицать наличие в них определенной учтивости, столь сладостной слуху критика. Чуть меньше точности вкладывает в свои простые рифмы Коупер, в то время как блистательный Эразм Дарвин уделяет тождеству звука гораздо больше внимания, чем стихотворцы королевы Анны. Почти в той же степени демонстрируют тенденции века выполненные Гиффордом переводы Ювенала и Персия, в то время как Кэмпбелл, Крабб, Вордсворт, Байрон, Китс и Томас Мур, все как один, воздерживаются от вольнодумства, которое так жаловали их предшественники. Отрицать важность столь масштабных перемен в технике совершенно бесполезно, потому как сам факт их существования уже свидетельствует о том, что они вполне естественны. Лучшие критики XIX–XX веков настаивают на идеальном рифмовании, и никому из тех, кто жаждет славы, не позволено использовать в качестве отправной точки какой-либо стандарт, получивший широкое распространение. По всей видимости, именно к этому сводится истинная цель английского и, вероятно, французского поэта – цель, от которой в прошлом веке мы несколько отклонились.

В то же время мы можем и должны делать исключения для тех немногих, кто каким-то образом впитал в себя атмосферу былых дней и стремится в душе к старинной, классической ритмике стиха. Да, их пристрастие к далеким от идеала рифмам действительно нельзя чрезмерно поощрять, дабы они не выходили за определенные рамки, но полностью сковывать их узами современных правил все же было бы варварством. Каждый отдельно взятый разум требует определенной свободы выражения, и если человек не может в достаточной мере выразить себя, не прибегая к стимулам, появившимся на свет благодаря энергичной манере двухсотлетней давности, то ему, разумеется, позволительно и дальше без лишних ограничений двигаться по пути избранных им приемов – с одной стороны, таких безобидных и избавленных от принципиальных ошибок, с другой – так одобряемых предшественниками, – применяя в своих поэтических творениях приглаженные и безобидные условные рифмы.

Предлагаемый нам писательский союз [52]