«Вот оно, освобождение тела от инородной, вредоносной субстанции!.. – судорожно размышлял пан Медлер, всегда прячась в этот ответственный момент за тяжелой портьерой, висящей на дверях кабинета барина. – Вот оно, очищение души от скверны!..» – смахивал он огромным волосатым кулаком слезы счастья с лица, выжидая в этот момент, когда же наконец-то его барин высвободится из цепких коготков очередной своей прелестницы…
Итак… пан Медлер, в сопровождении своего злобного пса Шайтана, шёл в сторону кабинета барина… Тихо и неспешно ступая по мягким коврам дома, он мысленно оттачивал каждую фразу приготовленной для него речи. Ведь ему надлежало уладить с ним важные нюансы предстоящего мероприятия, связанные с охотой, а это значит, следовало уточнить – сколько в имение прибудет гостей?.. Куда и кого размещать?.. В каком зале – «розовом» или «голубом» – накрывать столы для предстоящего обеда?.. Какие блюда подавать к столу? Каких лошадей готовить к выезду?.. Ну и так… на всякий случай, подумывал над тем, где, в каком месте кабинета ему лучше встать, чтобы суметь вовремя увернуться от летящей в его голову бронзовой пепельницы, запущенной барином, если тот, в силу своего дурного настроения, сочтет сейчас его появление у себя в кабинете несвоевременным…
Но тут… из кабинета барона послышался истерический женский плач, который прервал размышления пана Медлера. Встрепенувшись, он прибавил шаг в сторону своего привычного укрытия, которое у него находилось за тяжелой портьерой, висящей на двери хозяйского кабинета. Через небольшую щель, образовавшуюся между этой портьерой и косяком двери, он стал наблюдать за мелодрамой, разворачивающейся между бароном и очередной его
Стоя в надежном своем укрытии за портьерой, пан Медлер искренне недоумевал над тем, до чего же на сей раз быстро надумал его барин сбросить с себя путы очередной своей любовной истории, начавшейся так недавно, так романтично и обещавшей перерасти в другую, очень серьёзную ипостась. Еще одна несчастная
Истерично покусывая большой палец руки, наблюдал пан Медлер из своего укрытия за тем, как женщина то падает в кресло, то встает с него, то ходит из угла в угол по кабинету барона и, стиснув между ладонями голову, кидает в его адрес упреки и обвинения.
«Пустые твои хлопоты, истеричка!!! – чувствуя, как злорадством всклокотала его душа, процедил сквозь редкие зубы пан Медлер. – Не прошибешь ты своими стенаниями этого коварного интригана, для которого любовь, как и карты – всего лишь азартная игра. Вот только козыри и тузы, к счастью, не в твоей колоде, дура… Не упрекать ты сейчас должна его, любовника своего, а, непоколебимо выслушав, посмотреть на него с высокомерием и с насмешливой ухмылкой удалиться прочь! Прочь! Навсегда!!! Такой твой ход будет грамотным и не останется им не замеченным, ведь он не привык, чтобы с ним так поступали. Вот тогда, скорее всего, он заинтересуется тобою вновь. А если и нет, тоже не беда! Зато достоинство твое не будет поругано…».
Пан Медлер с наслаждением наблюдал за тем, как его хозяин хладнокровно терзает свою жертву. «Ну, надо же, какая самонадеянная дрянь!.. – негодовал он, стоя в своем надежном укрытии за портьерой… – Пожелала властвовать над чувствами самого Ясно Вельможного пана Стефана! Самого барона Ордоновского! Пожелала покуситься на его свободу! Пожелала замахнуться на место в его сердце, хранимое им для той единственной, которую он еще не повстречал на своем жизненном пути, и дай Бог, никогда не повстречает!..».
А вот интересно, догадывался ли барон о том, что во время своих любовных встреч с
Однако… в данный момент у барона не было ни малейшего желания отвлекаться на подобные размышления… С отсутствием какой-либо сосредоточенности во взгляде и с беспечностью в движениях тела, он, с закинутой ногой на ногу, сидел в кресле и, откинувшись на его мягкую спинку, неспешно покачивал ногой. Обе его руки покоились на подлокотниках. Холеные кисти рук расслабленно свисали вниз.