Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

Мысли дивные тревожили воображение женщины, а теплые руки любимого, касающиеся её уст, лица, волос, разжигали в ней все большую и большую к нему страсть.

Он стал медленно осыпать поцелуями её вздымающуюся под легкой прозрачной сорочкой грудь…

– Стефан… Стефан… Мой Стефан… – сгорая от страсти, одним только жарким дыханием вдыхала и выдыхала она его имя. Её руки тем временем ласкали спутанные локоны его волос… – Хочу тебя, Стефан… Хочу тебя… Хочу тебя… – шептали ее губы… – Иди ко мне… – обняла она его за плечи и потянула к себе… – Иди ко мне, скорее… Скорее… Скорее… Скорее…

Пан Медлер, стоя за портьерой, всё с большим и большим отвращением наблюдал за тем, с каким упоением дама купается в ласках и поцелуях его хозяина, не подозревая того, что все это…уже начало бесповоротного конца в его отношениях с ней. Он-то об этом знал!!! Знал… Точно знал!.. О-о-о… Как же он ненавидел её в этот момент!.. Как ненавидел он её расслабленное, обмякшее тело, лежащее на шелковых простынях его барина. Он ненавидел её, глядящую на него затуманенным взором, выпрашивающую, вымаливающую начала самого важного момента в отношениях между мужчиной и женщиной. Поцелуи своего возлюбленного она уже давно расценила, как надежду на то, что он одумался, а всё то, что ей пришлось сейчас пережить по его вине, никогда уже не повторится. Успокоенная и удовлетворённая этой мыслью, искренне поверившая в неё, захотела она услышать от него, от своего любовника, горячие признания в любви. Того, чего жаждет услышать каждая женщина от своего возлюбленного в сладкие моменты их интимной близости!.. Наконец… голос любимого мужчины достиг её сознания: «Всё!!! Одевайся! Надоела ты мне…».

Она еще не успела до конца осознать сути сказанного им, только безмолвно, бездыханно смотрела на него… Уж не показалось ли?..

– Да, да! Ты всё правильно поняла! – ледяным голосом сказал он. – Одевайся и поезжай домой…

Потерявшая ориентиры женщина сделала робкую попытку удержать за рукав предмет своей страсти, пожелавший встать с оттоманки и отойти от неё прочь. Он же, небрежно отстранив от себя её руку, снова попытался встать с дивана… Но не тут-то было… Цепко ухватившись за рукав его рубашки, женщина со всей силой потянула его к себе: «Стефан!!! Ты сошел с ума?!!»

– Поезжай домой!!! – всё тем же ледяным голосом выкрикнул он и, решительно отшвырнув от себя её руку, встал с дивана и стремительно направился в сторону своего письменного стола. Было видно, что он пытается держать себя в руках настолько, насколько это в его силах…

«Шла бы ты, несчастная, домой!.. – проскрипел зубами за портьерой пан Медлер, инстинктивно сжимая руки в огромные кулачищи. – Да быстрей иди!.. Неужели еще не поняла по злобе в его глазах, что дальнейшие с ним отношения бесперспективны и сулят тебе ещё большие страдания и унижения?..».

Покинутая любовником женщина, помятая и растерзанная, упала головой в подушки. Она лежала на диване, безнадежно одинокая и безвозвратно им покинутая. Её сознание отказывалось осмысливать сказанное им. Она не плакала, а только с тихим ужасом наблюдала за возлюбленным, который, не замечая её присутствия, заинтересованно перекладывал на своем письменном столе какие-то документы и бумаги. Он становился всё более и более отрешенным от реальных событий. На мгновение он вскинул на неё глаза, и их взгляды встретились. Но там уже не было того страстного любовника, к которому она так привыкла за время их романтической истории. Взгляд его был отчужденным и полным безграничной ненависти.

Пан Медлер, стоящий за портьерой, боялся даже вздохнуть. Его окутало беспокойство за психическое состояние женщины. Оно, это беспокойство, передалось даже лежащему рядом с его сапогом черному кобелю Шайтану, который молящим взглядом просил своего хозяина выпустить его поскорее из этого страшного укрытия на свободу, как можно подальше от жестокой расправы над женщиной, которая в жизни Ясно Вельможного пана Ордоновского свою роль, увы… уже сыграла…

Пан Медлер прекрасно знал характер своего хозяина и понимал, что тот находится сейчас в пограничном состоянии между умением как-то ещё себя сдерживать и необузданным бешенством, когда он уже будет не в состоянии себя контролировать. Даме надо было бы срочно ловить момент и бежать от него во всю прыть!.. Бежа-а-ать!.. Бежать подальше и навсегда!.. Бежать, пока он отпускает её от себя, отпускает от еще больших терзаний, которые её ждут с ним. Отпускает хоть и через унижения, но призванные пробудить в ней уснувший ее рассудок и, как следствие, чувство собственного достоинства.

Но-о-о… где уж там!.. Приподнявшись, дама снова протянула руки в сторону своего любимого и всем своим существом стала манить и манить его в свои объятия…

Пан Медлер оцепенел от ужаса: «Какое унижение!.. Какая мерзость!.. Это как же надо было так влюбиться, чтобы окончательно и бесповоротно потерять голову!..».