О, Боже! Боже!.. Сколько же за свою бытность повидал он, пан Медлер, таких вот горемычных
Он уже и сам был готов прямо сейчас, прямо в эту же минуту, вломиться в кабинет своего хозяина и, схватив ненавистную им женщину за волосы, выкинуть её прочь из дома! Вон!.. Вон!!! Навсегда вон из их с его хозяином жизней!!!
Между тем, вымученная, и полностью обезглавленная любовником женщина какое-то еще время посидела на диване и, не дождавшись с его стороны благосклонности, поднялась с места… Она направилась в сторону своей великой любви… в сторону своего роскошного самца! Шла она устало, чувствуя дрожь в ногах, но шла, шла целенаправленно к объекту своей страсти. Наконец…
растрёпанная и растерзанная, подошла к нему и, не дав ему даже опомниться, обхватила его тело руками. Преданно глядя в его глаза, она стала медленно сползать по его телу вниз… все дальше и дальше вниз, к его ногам… Опустившись до самого пола, она встала перед ним на колени, потом, постояв так немного, присела на пол и, уткнувшись своим лицом в его сапоги, горестно заплакала…
«Что же она там делает-то, в ногах барона?..» – живо задался вопросом пан Медлер. Он всеми способами пытался найти удобный ракурс из своего укрытия, чтобы лучше рассмотреть действия женщины, скрытые от него спинкой стоящего посередине кабинета кресла. «Откуда посередине кабинета взялось это ненавистное кресло!!!» – со злобным отчаянием возмущался он в душе, при этом заглядывая то справа, то слева в прорези его спинки. Наконец, встав для этого на четвереньки, он в просвете между полом и сиденьем кресла увидел то, о чём подозревал… Женщина сидела на полу и целовала сапоги Ясно Вельможного пана Стефана Ордоновского… Она целовала их!.. Она их целовала…
Он же по-прежнему был непоколебим и холоден. Холоден, как ледяная глыба в Антарктиде. Ледяная глыба, которая холодила не только всё живое вокруг, но и стены его кабинета. Ледяная глыба, растопить которую не смогло бы даже самое живое, самое горячее сердце влюблённой в него женщины.
Копна его черных взлохмаченных волос, торчащая в разные стороны и напоминающая собой гриву льва, сдвинутые к переносице черные брови, опустившиеся книзу уголки капризного рта, зловещее выражение лица – всё ассоциировало его с разъярённым зверем. В бешенстве отшвырнул он от себя какую-то папку с документами и следом, как не нужную ему вещь, отпихнул сапогом ненавистную ему женщину.
– Вы надоели мне!!! Надоели!!! – проорал он безумным голосом в ее сторону… – Пойдите от меня прочь!!! Прочь!!! – снова проорал он в сторону перепуганной женщины и, одним рывком схватив со стола колокольчик, принялся им настойчиво звонить прислуге…
В глубине дома послышался торопливый топот ног, спешащих на звон колокольчика слуг. Но… их опередил пан Медлер… Мгновенно выйдя из своего укрытия, он тут же предстал пред взором своего хозяина…
– Пан Медлер!!! – взглянув на него с чрезвычайным отвращением, проорал барон. – Госпожа устала и попросилась домой… Сопроводите ее до кареты!..
Затем, скорее машинально, нежели заинтересованно, кинул взгляд на женщину, потерянно сидящую на полу у его ног, переступил через неё и, не попрощавшись с ней, стремительной походкой направился прочь из своего кабинета…
Так был ли барон Ордоновский человеком, которому не дано было любить женщину по причине холодного сердца? Было ли его сердце равнодушным ко всему трепетному и чувственному? Был ли он человеком, не желавшим нести ответственность за свою женщину, быть ей верным до конца своих дней?
Кому это дано знать?! Но Ясно Вельможному пану Ордоновскому наверняка было чем оправдаться перед Господом. Не по своей вине находился он в вечном поиске своего женского идеала, а согласно сценарию, предначертанному ему при рождении таинственной судьбой. В чем его вина, что не получалось у него повстречать на своём жизненном пути ту незаменимую для него во всех отношениях подругу жизни, для которой, возможно, и хранил он себя настоящего?..