— Должен! Вон Емельян написал Сталину, чтобы помогли Циолковскому, а я… — Он как бы провалился в колодец, задышал гулко, прерывисто, тяжело. Увидел все тот же, всегда один и тот же сон — расковку кандалов… Тридцатые годы — время, по справедливости названное утром человечества, которое никогда по повторится, Страна принимала тот образ, в каком увидел ее Ильич еще в наброске плана научно-технических работ, еще в беспросветно глухих снегах за окном вагона морозной ночью восемнадцатого при переезде правительства из Питера в Москву — с добрым хлебом, металлом, энергией… Сияли в ночи огни Днепрогэса. Вовсю, отдуваясь, дышали домны Макеевки, Магнитки, Кузнецка. Печаталась «Правда», где самое интересное, самое читаемое было: сколько вчера выплавили чугуна и стали, сколько выпустили автомобилей и тракторов… После разговора с наркомом не мог заснуть Сергей Владимирович Ильюшин, вставал с постели, подсаживался к столу, прикидывал, чиркая по бумаге: «Верно ведь! Микулинские моторы! позволят поднять бронированный штурмовик, небывалый, невиданный — летающий танк!..» Не гасли огни в окнах Главсевморпути: Отто Юльевич Шмидт с Иваном Дмитриевичем Папаниным — в который раз! — обдумывали, обсуждали «до гвоздика» детали предстоявшей экспедиции на Северный полюс. Не спали «холодные головы — горячие души», реализуя изобретение инженера Тихомирова, никому не хотелось уходить из лаборатории домой — и никто не уходил: наконец-то Наркомтяжпром дал опытный образец ракетной установки, которую со временем назовут «катюшей». В кабинетах, за рабочими столами, о страдали и побеждали, торжествовали, прорываясь в будущее, в одолениях, в свершениях, в озарениях Алексей Толстой, Шолохов, Твардовский. Не спалось Блантеру: что, если положить на музыку вот эти стихи Исаковского: «Расцветали яблони и груши»?.. Снимался фильм «Петр Первый». Павленко убеждал Эйзенштейна, что сценарий об Александре Невском надо закончить словами: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет, на том стояла и стоять будет русская земля». Да, таких слов, к великому сожалению, ни в одной летописи найти не удалось, но они были, были произнесены! И они так нужны теперь. Искусство должно вызывать светлые, высокие чувства, искусство призвано защитить жизнь на земле.
Эпоха нуждалась в титанах — эпоха родила их.
Люди тридцатых годов собирали резервы души, богатства первых пятилеток от «Катюши» песенной до стреляющей ракетами наперекор смертельной угрозе, принимали собственные страдания и беды Родины как часть страданий и бед человечества, которому можно и должно помочь в одолении нищеты, голода, страха и ненависти. Надо выиграть войну до того, как ее начнут, чтобы потомки смогли в свой черед отстоять мир до того, как посмеют его порушить. Так будет. Да будет так — в память о нас. во имя будущего.
Однако…
Достаточно ли сделано для этого? Нет, конечно. Что делать? То же, что и прежде: работать. Работать еще больше. Но ведь и так уж… И все-таки!
НЕ СПИ — ВСТАВАЙ, КУДРЯВАЯ
Тридцатого января тысяча девятьсот тридцать третьего года Гитлер захватил власть в Германии.
Тридцать первого на пленуме Донецкого обкома Серго говорил:
— Наша партия по праву гордится тем, что мы выполнили пятилетку в четыре года. Наш рабочий класс делает прямо чудеса. И когда вся Советская страна празднует эту величайшую победу, мы должны прямо сказать, как бы это ни было горько и для меня лично, который уже два с лишним года бьется над металлургией, и в особенности для товарищей металлургов — коммунистов и беспартийных, хозяйственников и техников: пятилетку по черной металлургии в четыре года мы не выполнили. Больше того, первые двадцать дней первого года второй пятилетки говорят о позорном прорыве в черной металлургии…
Что получается? Руководство недостаточное, сырья нет, механизации нет, Сталин виноват, вы виноваты, мы виноваты, а страна из-за нас, разгильдяев, страдать должна…
Многие из директоров себя не жалели во время гражданской войны и, если завтра нужно будет, пойдут и «завтра драться. Но этого мало. Мы не можем уподобляться тем гусям, которые говорили, что наши предки Рим спасли. Не выйдет это! Предки-то Рим спасли, а вам хворостина нужна — так сказал Владимир Ильич на одном из партийных съездов…
Вы прекрасно знаете, что я не принадлежу к числу тех людей, которые в трудных условиях готовы все свалить на другого, а самому уйти в кусты. Какой же я буду большевик, если так буду поступать!
Я по своей должности обязан был прочитать кое-какие книжки по металлургии. Там говорится о том, что работа печи зависит от того, какие куски кокса в нее попадают. Ау нас работают так: попадает большой кусок — хорошо, попадает маленький — тоже хорошо. Разве так за хозяйством ухаживают? Нет, так не выйдет. На глазок, по старинке работать — не выйдет. Это прямо надо сказать. Беда у нас в том, что недостаточно мы втягиваем народ в нашу партийную работу, партийности мало у хозяйственников.