Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

— Да, некогда… И сейчас действительно у нас учатся все.

— Все, — с каким-то особым, обращенным к себе ударением повторил Серго. — Итак. Первый бой за металл мы блистательно проиграли. Это очевидно было и до того заседания, где мы с вами встретились. Что можете сказать по данному поводу? Только прямо и честно. Извините, по-другому не умеете, знаю.

— Я беспартийный…

— Черт подери! Как у нас инженер поставлен! Всего боится: обругают, оштрафуют, в газете протащат… Надо в планах предусматривать суммы на риск. Пусть пропадет десять, ну, сто миллионов — миллиарды выиграем. Риск помогает двигаться вперед. Говорите, слушаю вас.

— Что ж… Маниловщина — ваши планы по металлургии.

— Мои?!. Докажите.

— Нереальны, потому что нет условий для выполнения. Спускаются заводам не на основе учета конкретных условий, а исходя из того, какими условия должны быть. ''Эти планы вот где! — хлопнул но загривку. — К декабрю выясняется: план не выполнен. Кого-то отругают, кому-то выговор, кого-то прогонят. И тут же примут такие же нереальные обязательства на следующий год.

Серго молчал. Не первый год занимался он металлургией. Еще в РКИ главным консультантом у него был доктор наук, приглашенный из Германии. Молчание Серго казалось Точинскому многозначительным, но он продолжал решительно, искренно:

— Извините, но в металлургии, как в любом искусстве, свои тонкости. И в них суть. Ваш консультант приезжал на заводы, смотрел, но ничего не видел. Он исходил из идеальной схемы производства. Полагал: мы обеспечены всем для работы домен, мартенов, бессемеров, все вовремя будет подвезено и смонтировано, и только подсчитывал, сколько такой-то завод нам даст. Словом, действовал в полном согласии с толстовскими генералами, мешавшими Кутузову воевать: «Ди эрсте колонно марширт, ди цвайте колонне марншрт». А вот и не марширт! Кормим домны бог знает какими рудой, коксом, и известняком. Да еще не досыта. План горит. Приходятся прилагать адские усилия, чтобы как-то поддерживать производство. Мало того, что оно не организовано планом, создается еще психологический барьер, дезорганизующий, да, да, дезорганизующий и расхолаживающий, размагничивающий: хоть разорвись, а до задания не дотянешь, так уж все равно, на восемьдесят процентов выполнять или на шестьдесят…

Серго по-прежнему молчал. Понимал и чувствовал, что его молчание подавляюще действовало на Точинского, но не мог и, пожалуй, не хотел ничего с собой поделать.

— Неприятный разговор получается, но… — Антон Северинович не нашел, что сказать, только рукой махнул, щипанул черные короткие усики, потер загорелую лысину.

Серго все молчал: да, этот напористо дотошный южанин стал неприятен. Наверняка читал в газетах речи-доклады Серго, где, как думалось, ему удавался основательный разбор положения в металлургии. Что, если над его «основательностью» специалисты посмеиваются? Из огня да в полымя! Но… Надо быть благодарным Точинскому: «уважает меня, доверяет мне».

— С чего же, по-вашему, следует начинать?

— С сырых материалов, естественно. Прежде всего сортировка руд, обогащение, дробление известняка…

— Но ведь горы бумаг исписаны по данному поводу!

— Вам лучше знать, выполняются приказы или нет…

— Не уклоняйтесь!

— Приказы главным образом нацеливают на достижение пока недостижимого, мешают получать то, что можно бы. — Антон Северинович отер накрахмаленным платком гордый лоб, достал из недр наглаженного чесучевого пиджака блокнот: — Заветный. Никому еще не показывал. Никто мне не поручал… Мои, так сказать, доброхотные расчеты: что могут в настоящих, реально сложившихся условиях наши южные заводы…

— Погодите. Я буду записывать.

Просто, четко, доказательно, как доступно лишь глубоко знающим людям, Точинский представлял «портреты» домен и мартенов, объяснял, что можно от них ждать, если навести порядок. Заключил тем, что в нынешнем году возьмем пять миллионов тонн чугуна и примерно пять с половиной — стали.

— Меньше, чем в прошлом? — Серго приподнялся и соскочил бы с дивана, не загляни в кабинет Зинаида Гавриловна, конечно, слышавшая разговор из-за открытой двери. — Неужели больше нельзя?

— Почему нельзя? Полагаю, за год потеряем, по самым скромным подсчетам, миллион тонн чугуна и столько же стали.

— О, мамма! Зина, прогони его. Он без ножа меня режет. — Впервые после прихода Точинского Серго пошутил, но улыбка вышла болезненная, неуместная. — Почему потеряем?

— Нереальная оценка положения и возможностей. Суета, сутолока, спешка. Неразбериха и неорганизованность. Поднимать металлургию направлены люди, из которых многих к ней подпускать нельзя. Уверены, будто матросская глотка достаточный инструмент руководства. А вам боятся говорить правду, очки втирают.

Вновь Серго молчал, насупившись. Даже колкая боль в пояснице то ли притупилась, то ли отступила, то ли забылась — только он ее не чувствовал. Поглядывал на Точинского уже не как на обидчика, а как на отца, который высек без пощады, но за дело. «Что это ты разобиделся, ваше сиятельство? Правда глаза колет… А что, если?..»