Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

— Вот именно! Так и прозвали: Христос в танке. Для себя — ничего не просит, не требует. Живет, можно скапать, ниже уровня аскетизма. Зато для дела!.. Бунтует: неправильно, мол, танки строим — в расчете на то, чтобы пуля не пробивала, а надо, чтоб снаряд не брал. Не знаю, не спец я, Сергоша, но думаю, прав. Наш, настоящий парень. Кремень и талант. Вынуждает по-новому на вещи глянуть. Вот, сколько раз я ходил мимо царь-пушки: «у, здорово, ну, мастер Чохов шестьдесят лет работал в Пушечном приказе, отлил множество стенобитных пищалей и мортир. Что еще? Да ничего. А сейчас иду — представил, будто не Андрей Чохов, а Михаил Кошкин царь-пушку сработал… Задержался: красота какая! Совершенство! Да, может, Кошкин и есть наш, сегодняшний Чохов? А мы мимо идем или, хуже того, не признаем, мешаем, плюем.

— Хорошо говоришь, дорогой! Хо-ро-шо. Недаром чоховскую мортиру сберегли от переплавки специальным указом Петра, который высекли на стволе. А захваченные шведами пищали «Единорог» и «Царь Ахиллес» Петр выкупил и наказал хранить как памятники.

— Достается нашему Чохову. Характер — не сахар. А тут еще начальству так прямо и отбухал все, что о нем думал. Пожалуйста, Сергоша, вмешайся. Нашла коса на камень…

— Ничего, не беспокойся, и не таких бюрократов ломали… А вот, что Кошкин в плохих условиях у тебя живет, не годится. Мы с тобой можем жить в плохих условиях, а они, Кошкины, Туполевы, не должны. Свою квартиру отдай! Свой кусок хлеба, что Ильич, кстати, и делал.

— Безусловно. Они дороже нас… — Киров помолчал, вспоминая что-то. — Недавно умер инженер, профессор Тихомиров Николай Иванович. Кто он и что, знаешь?

— Слышал. Основатель Газодинамической лаборатория. Ракеты…

_ Крылов, академик, Алексеи Николаевич — не далее как позавчера специально приходил ко мне, настоятельнейшим образом советовал заняться изобретением Тихомирова. — Киров многозначительно закусил губу, оглянулся как бы опасаясь недоброго уха, со смешной важностью, никак не шедшей ему, коренастому, располневшему в последнее время так, что старый френч застегивался внатяжку, поднял указательный палец, точно вонзил его ввысь — У-у-у!.. Понимаешь? Крылов утверждает, что со временем — в не столь отдаленном будущем — используем это и в мирных и паче в военных целях.

— И Миша Тухачевский того же мнения. А я, признаюсь, как-то упустил из виду.

— Вообще Крылов!.. Гордость и краса паша. Вот уж истинно живое подтверждение того, что в человеке все должно быть прекрасно… Нептун! И борода у него нептунья и весь благородный облик, и осанка. Семьдесят скоро стукнет, а работает — молодым не угнаться. Претерпел немало, хоть и генералом был. И все за новаторскую дерзость мысли. В свое время еще подполковником Крылов отмечен выговором командующего российским флотом за первое предположение о теории непотопляемости корабля, которую сегодня исповедует весь мир. Душевнейший человек, балагур, острослов, любит рассказывать забавные и поучительные истории. Англичан потряс тем, что с ходу определил причину загадочной гибели дирижабля, французов да и нас, грешных, да и всех вообще — тончайшим пониманием повадок и характера любого судна. Состоял чиновником для особых поручении при морском министре, непременный член комиссии по обнаружению причин гибели военных кораблей. Еще в двенадцатом, в докладе Государственной думе, предсказывал, как сложится война. Консультирует и направляет строительство кораблей, меня теребит: «Извольте видеть неоценимую важность флота в деле обороны государства и возможного исхода такой войны, которой будет решаться самый вопрос о дальнейшем его существовании. Успехи морских войн подготовляются в мирное время…»

— Скажи, какой молодец!

— Сам, говорит, видел в Киле, как пристально немцы анализируют сталь, из которой сделаны наши суда. Посылаем на ремонт, а с них берут стружечки — и в лабораторию…

— Не надо бы ушами хлопать.

— Поди угляди… Да, Крылов… Счастье, что он у нас есть. Ученый капитан судостроения. Любит повторять: «Моря соединяют те страны, которые они разъединяют». А мы и моря соединяем. Приехал бы, Сергоша, на Беломорканал.

— Горький потрясен им. Говорит, большое счастье — дожить до таких дней, когда фантастика становится реальной, физически ощутимой правдой.

— То ли еще можно! Взяться бы за Север по-настоящему! Я только что от Валериана, из Госплана. Побыстрее надо превращать Севморпуть в нормально действующую магистраль.

— О том еще Ильич мечтал. На ГОЭЛРО обсуждали. Эх, если бы он жил!..

Далеко за полночь позвонил Винтер:

— Котлован затопили и плотину спасли, а в камере шлюза… Там работало около тысячи. Надеялись поднять нижнюю отметку береговых стенок. Борис Евгеньевич несколько раз требовал покинуть зону затопления, но ему не подчинялись, никто не уходил, все еще надеялись успеть. Тогда Веденеев пригрозил всех отдать под суд. Стали нехотя выбираться на высокий берег. И тут… Водяной смерч, ураганный водоворот, бревна, как щепки!.. Семерых недосчитались. В том числе двух красноармейцев…

Давно — пожалуй, со смерти Ильича — не плакал Серго, но тут…