В начале тридцать второго на основе ВСНХ создан Народный комиссариат тяжелой промышленности. Пятого января народным комиссаром назначен Орджоникидзе. Название и звание новые — обязанности прежние, прежние заботы…
За семнадцать месяцев построили Нижегородский автомобильный завод. Ввели в строй Харьковский тракторный, Московский автомобильный, первую очередь Уралмаша, Саратовский комбайновый, заводы фрезерных станков в Нижнем Новгороде и револьверных — в Москве, Уральский медеплавильный завод. За Полярным кругом подняли промышленный город — начали разрабатывать хибинские апатиты. Для переработки нефти построили мощные установки, спроектированные инженерами Шуховым и Капелюшниковым. Вот-вот войдет в строй первая очередь Березниковского химического комбината, Невский и Воскресенский химические заводы. На подходе «Шарик» — так, с ласковой надеждой, называют московский «Шарикоподшипник». В той же Москве начали монтировать инструментальный гигант «Фрезер». Ввели шестьдесят девять угольных шахт. На миллион киловатт повысили мощность электрических станций. С особой радостью докладывает Серго делегатам Семнадцатой партийной конференции:
— Накануне пуска Кузнецкий металлургический завод; сегодня, тридцатого января, зажигается первая домна гигантской величины, не имеющая равной в мире, — магнитогорская домна.
Однако. В Кузнецке обещали выдать чугун еще месяц назад, рапортовали о готовности, а до сих пор домна не задута. Зачем было обещать, черт вас подери? Очень любим присочинить и приврать! В Магнитогорске домна «идет» рывками. Холодно ей, мерзнет. Серьезнейшие специалисты говорят, что, к сожалению, их опасения оправдываются: не исключено, что и в Кузнецке и на Магнитке из зимы в зиму поднятые с такими жертвами домны будут «стоять», а работать только летом.
«Так-то, уважаемый товарищ Серго! Вы паче многих ратовали за Урало-Кузбасс — пожалуйте прежде других и к ответу…»
— Серго, ты же все сделал, что мог и не мог! И делаешь… Сам говорил, чтобы увеличить годовую выплавку с пяти до девяти миллионов тонн, Англии потребовалось тридцать пять лет, Германии — десять, Америке — восемь, а мы пробежим этот путь за один нынешний год…
— Но я же ратовал за семнадцать — за второе место в мире…
— Вспомни, что Ленин тебе советовал.
— Кстати. Где его письма?
— Да у тебя же на столе. Не вставай, наизусть помню. Все же поднялся, перечитал — будто заново: «Товарищ Серго! Посылаю Вам доставленные мне сообщения. Верните их, пожалуйста, с Вашими пометками насчет фактов: что правда, что неправда.
Горячитесь Вы, верно, здорово при случае?
Надо бы Вам взять помощников, пожалуй, и направлять, работу посистематичнее.
Надеюсь, не обидитесь на мои замечания и ответите откровенно, что и как выправить и исправить думаете…»
«Не нервничайте, потерпите. Ведите архиосторожную политику…»
Молодец, Зинуля. Нарочно подложила под руку — на самое видное место. Вовремя Ильич приходит на помощь: направлять работу посистематичнее», «взять помощников», «не нервничайте, потерпите»… Вернулся, улегся.
— Ну как? Отлегло?
— А все-таки… Мы добродушны потому, что равнодушны.
— Вот характер! Ничем, никогда не доволен. Годовой прирост чугуна равен выплавке всей России в тринадцатом!
— Разве это мерка? Металлургия становится тем фокусом, на который обращено внимание всей страны. Мы построили великолепные машиностроительные заводы: тракторные, автомобильные, строим огромнейший тракторный завод в Челябинске, колоссальный машиностроительный завод в Краматорске и на Урале. Но если у нас не будет металла, что эти заводы станут делать?
— Отдыхай, родной, рабочий день впереди.
Все равно не спится. Вспоминается поездка в Донбасс. На Юзовском заводе встречали с оркестром. Расстелили ковер перед входом в заводоуправление. Демонстративно обошел ковер по слою пыли, заменявшему мостовую, но сдержался: возможно, ото у них не от злого умысла, а от бескультурья — и негоже начинать с выговора. Но дальше — больше: завод потрясал беспорядком, грязью. И неспециалисту бросалось в глаза, что работал он скверно. Единственное, на чем можно было задержать взгляд, — будки с газированной водой в горячих цехах. Сопровождавшие понимали это — нарочно подводили к «шипучей благодати», отвлекая от остального.
Серго крепился, хмурился, наконец, не стерпел:
— А скажите, товарищ директор… — Всегда обращался на «вы», если был разгневан. — Чем вы раньше занимались?.. Балтийский матрос… Революционер… Очень нужная в металлургии профессия, если подучиться. Что? Некогда?.. Некогда совершенствоваться?.. Но вот будки с содовой усовершенствовали неплохо. Вам, пожалуй, и нужно трудиться на поприще содовой воды. — И, сделав знак, чтоб не провожали, ушел один.
Долго ходил по заводу. Присматривался. Расспрашивал старых мастеров. Не прерывая, выслушивал их рассказы: